– Само собой, – обезоруживающе согласилась Куин. – Возможно, вы правы. Но это ужасное решение – лучшее из известных мне решений, не дающее насильникам-рецидивистам вернуться к насилию, а у меня степень по уголовному праву. Итак. Вы мне поможете?
– Мне не следовало бы.
– Но?
– Наука может быть интересной, – сказала Кармен.
По насмешливому выражению лица Куин Кармен поняла, что Куин тоже испытывала непреодолимое стремление установить истину. Следователь тоже была в своем роде ученым, проверявшим гипотезы и собиравшим данные. Желание выяснить было сильнейшей из мотиваций.
Кармен села прямо.
– Подождите. Если она утонула, почему экстренные службы сообщили об убийстве?
– Ее руки были связаны за спиной, – ровным голосом ответила Куин.
Кармен выдохнула худшее ругательство, что пришло ей на ум. С интересом наблюдавшая за ней Куин кивнула.
– Я не смогу вам помочь, – сказала Кармен, натянуто улыбнувшись.
Пробы воняли. Кармен могла лишь догадываться, что источником зловония служит разлагающаяся легочная ткань. Кадаверин, путресцин. Она оставила флаконы постоять на ночь, пипеткой отобрала осадок, отцентрифугировала и распределила слои по предметным стеклам. Закрыла флаконы и быстро накрыла образцы покровными стеклами, после чего склонилась над микроскопом. Затем изучала базы данных и просматривала увеличенные карты концентраций загрязняющих веществ, пока ей не начало казаться, будто ее голову зажали в тисках.
В восемь вечера она выпила две чашки отвратительного кофе с добавлением порошка какао вместо ужина. Потом взялась за сохраненные записи со станций мониторинга к северу и западу от города. За размытой границей, за пределами нынешнего охвата сети. В воде было слишком много загрязнителей, а значит, жертву выбросили – утопили – не в восстановленной зоне. Но сеть росла. И там, где она должна была пройти, коллеги Кармен поместили метеостанции, и станции мониторинга загрязнения, и всевозможное оборудование, чтобы получить картину экологических условий до и после рекультивации.
Кармен прогоняла алгоритм за алгоритмом, пока ей не удалось соотнести непереработанный пластик и загрязнители в легких жертвы с пластиком и загрязнителями на конкретном участке береговой линии. Вдоль берега были раскиданы станции наблюдения. Некоторые записывали видео.
Через два часа тринадцать минут у нее была запись.
Она знала, в каком месте жертва оказалась в воде. Знала номер автомобиля, который привез убийцу и жертву в то судьбоносное место. У нее была нечеткая запись с убийцей, бросавшим связанную жертву с дамбы в реку, которая, должно быть, вынесла ее в море.
Аэростат-дрон заснял случившееся и сохранил в своей неутомимой оптической памяти.
Я не могу, подумала она.
Но была та запись со связанной женщиной – живой, сопротивляющейся, – которую швыряли с дамбы вниз, на верную смерть в холодной мутной воде.
Ее беспокоило не установление личности убийцы. А то, что могло произойти потом. Что непременно произойдет, если будет предъявлено обвинение.
Вонь образцов по-прежнему пробивалась сквозь синтетический аромат жимолости, хотя она трижды вымыла руки.
– Это вам не аравийские благовония, – пробормотала Кармен и отправилась мыть руки в четвертый раз, говоря себе, что цепкий запах – не метафора.
Утром она все еще пыталась решить, позвонить ли Куин и если да, то что ей сказать, когда Куин вновь появилась в ее дверях. Кармен подпрыгнула, когда следователь прислонилась к косяку.
Куин с любопытством оглядела Кармен.
– Может, убийца все-таки вы.
– Может, вы призрак, который постоянно мне является.
Куин пожала плечами, выпятив нижнюю губу и качнув головой вбок.
– Знаю, я дала вам недостаточно времени…
– Достаточно, – перебила Кармен.
Куин посмотрела на нее. Нахмурилась. Протянула руку.
– Давайте выпьем кофе, – предложила она.
Кармен привела ее в небольшую кухоньку, где Куин понюхала кофейник, сказала: "Я угощаю", – и в свою очередь увела Кармен обратно по коридорам и холлу в небольшое кафе напротив. Когда они устроились с капучино и печеньем, Куин оперлась локтями о стол, покрытый скатертью в красную клетку, и произнесла:
– Вам не нравятся копы.
Кармен поболтала печенье в кофе, чтобы не смотреть ей в глаза.
– Вы мне нравитесь. Проблема в вашей работе.
– Буду откровенна, большую часть времени я с вами солидарна, – признала Куин. – Но кто-то должен это делать, и если это делаю я, то мне известно, кто принимает решение, становиться говнюком или нет, и я могу как-то на это повлиять.
Кармен невольно рассмеялась.
– Передо мной моральная дилемма, Куин. Думаю, я знаю, кто это сделал.
– Вы выяснили это в одиночку? Фантастика. Придется выплатить вам гонорар.
– Ладно, я не знаю, кто именно это сделал. Я знаю, как узнать, кто это сделал.
Куин отпила кофе.
– И в чем заключается дилемма?
– В том, о чем я вам говорила, – ответила Кармен. – Тюрьмы – это зло.
– Необходимое зло.
– Нет.
Куин постучала печеньем по краю стаканчика.
– Вы хотите просто отпустить убийц и насильников?
– Я хочу изменить общество, чтобы люди поддерживали друг друга и заботились друг о друге. Чтобы убийц и насильников просто… просто не было.
Куин хохотнула.
– Это против человеческой природы. Сколько богатых говнюков следует отправить в тюрьму? У них нет никаких проблем с поддержкой, но они все равно совершают преступления?
Смех Кармен по горечи намного превосходил ее кофе.
– А сколько богатых говнюков действительно отправляются в тюрьму? Когда вы в последний раз конвоировали банкира, Куин?
Куин опустила взгляд.
– Я занимаюсь убийствами.
– Значит, если убийств не будет, вы лишитесь работы.
– С удовольствием, – сказала Куин. – Но этот номер не пройдет, Поллианна.
Кармен уставилась на нее. Быть может, следовало попробовать иной подход.
– А вы когда-нибудь убивали кого-то?
– Конечно, нет.
– Но разве вы не человек?
Куин фыркнула.
– Моя бывшая жена с этим не согласится, но… я человек. Ладно, совершать насильственные преступления свойственно испорченной человеческой природе. Эгоистичной человеческой природе. Хищной человеческой природе. Вы хотите выпустить хищников на свободу, чтобы они причиняли вред всем, кому пожелают? Как вы собираетесь поступить с теми убийцами, которые у нас уже есть? Вы не сможете не дать этим людям вырасти плохими. Как насчет их жертв и причиненных им психологических травм? Как насчет защиты общества?