Перед тем как отпустить лоцмана, я отправил следующее письмо из Сент-Хеленс:
Его сиятельству графу Панину
«Святослав», идущий под парусами 2/13 апреля
Имею величайшее удовольствие сообщить Вашему сиятельству, что эскадра Ее императорского величества под моим командованием идет при попутном ветре, который, дай Бог, продолжится, так как я нуждаюсь в отдыхе, которого вовсе не имел на берегу: подготовка эскадры заставила меня во всем себе отказывать. В прошлом [письме] я обещал отправить Вашему сиятельству описание состояния эскадры, но смог только отправить Вам сведения о числе кораблей и об их силе
444, так как вовсе не имел времени. Я могу только сказать, что я сделал все возможное, чтобы они стали похожи на английские. Ведомости расходов пока составлены в общем, так как на частности не было времени. Я отправляюсь в море только с 5000 дукатов и серебряных риксдалеров (rix dollars)
445, которые я распределил внутри эскадры каждому капитану на случай разлучения, и только возместил себе 1000 фунтов, которые я израсходовал на сухопутные силы, поскольку я не видел иного случая возместить себе эти средства. Моя эскадра хорошо снаряжена, и это также послужило причиной, почему я отказался от 10 000 фунтов, которые господин Мусин-Пушкин послал мне
446.
Мой секретарь обещал мне время от времени делать точный и подробный отчет о расходовании средств, но когда я потребовал такой отчет, он дал мне только общую сумму на нескольких строках, в то же время он имел самоуверенность просить, чтобы я в своем последнем письме написал графу Панину, что я полностью удовлетворен его поведением, но я отказался и только удивлялся его безрассудству. Вместо того чтобы похвалить его, я добавил в постскриптуме моего последнего письма графу Панину о его наглом поведении в отношении меня и в целом моих офицеров, однако и это возымело мало последствий. Но я в состоянии теперь заставить его подчиниться, а он оказался в противовес своим ожиданиям далеко не в лучшем положении. Я считаю ниже своего достоинства выказывать ему какое-либо чувство негодования, но только холодность, к тому же он так и не подумал обучать моих сыновей русскому языку, поскольку от этого уменьшилась бы его значимость.
Мы подошли к Сент-Хеленс
447 в ожидании остальной части эскадры, но транспортные суда, по обычаю, все еще стояли на якорях, собирая оставшихся
448, а «Граф Панин» дал сигнал бедствия, который заставил меня немедленно отправить туда офицера с приказом не возвращаться без последнего оставшегося транспортного судна. Это принудило меня лечь в дрейф до 6 часов вечера при попутном ветре [и дрейфовать] до того момента, как они присоединились к нам.
В субботу [3]/14‐го мы увидели Портленд на северо-западе на расстоянии 2 лиг, в 8 утра дали сигнал судам, оставшимся позади, прибавить парусов и в полдень увидели пролив к NWbW. В 2 часа пополудни ветер переменился на юго-западный, но продолжал оставаться умеренным.
Воскресенье [4]/15 [апреля]. Был дан сигнал всем лейтенантам приказать раздать всем морякам и солдатам холщовое платье и штаны как подарок императрицы
449, и через несколько часов был дан общий сигнал к молитве. Весь тот день люди последовательно выбрасывали за борт свои засаленные овчинные тулупы и преобразились, став как будто представителями совершенно иной расы. Я думаю, что, собрав их вместе, можно сформировать столь превосходную команду, каких никогда не было на кораблях, они стали очень хорошими моряками, притом очень послушными.