Задний борт был опущен, и на нем стоял красный ящик, в котором лежали чашки, тарелки, столовые приборы и котелки со сковородками. Весь кузов пикапа был забит пожитками, которые Шофилды забрали с собой из Канзаса. Я взял чашку, и миссис Шофилд наполнила ее из почерневшего кофейника. Напиток оказался горьким и совсем мне не понравился, но я улыбнулся, как будто это была амброзия, и поблагодарил ее.
– Так у тебя есть дела, Бак?
– Я должен найти друзей.
– Они здесь?
– Может быть. Я надеюсь.
– Где ты будешь искать?
Я думал об этом большую часть ночи. Если копы каким-то образом арестовали мою семью, то Манкейто находился достаточно близко, чтобы предположить, что туда-то их и отправят для разбирательства. Я собирался наведаться в отделение полиции и узнать наверняка. Кроме этого, планов у меня не было.
– В округе, – сказал я.
– Это большая площадь. Они могут быть здесь, в Хоперсвилле?
– Сомневаюсь, мэм. Если бы они услышали, как я играю на гармонике, то уже примчались бы.
Из типи вышла Мамаша Бил, ее длинные седые волосы спутались от сна. Ранним утром она выглядела как старое дерево, согнутое и потрепанное бурей. Она выпрямила спину со звуком, похожим на трещание дров в костре. Увидев меня, она улыбнулась.
– Хорошо спал?
– Да, мэм. Еще раз спасибо за одеяло.
– Так поступают люди, Бак. Помогают друг другу. Ох, этот кофе чудесно пахнет.
Следующей проснулась Мэйбет. Должно быть, она расчесала волосы, прежде чем выйти, потому что они были длинными и мягкими – не как после сна.
Солнце только встало. Свет нового дня пробивался сквозь деревья, и Мэйбет словно облило золотом, и мое сердце замерло.
– Чем помочь, мам? – спросила она.
– Нам понадобятся овсянка и патока, – сказала миссис Шофилд.
Мэйбет пошла к грузовику, и Мамаша Бил сказала:
– Ей может потребоваться помощь, Бак.
Мы стояли около опущенного борта, и Мэйбет сказала:
– Ты мне снился ночью. А я тебе снилась?
– Да.
Это была не совсем ложь, на самом деле она мне не снилась, но я много думал о ней и представлял больше поцелуев.
– Та коробка, – показала она пальцем. – Можешь ее достать?
Это была коробка из гофрированного картона, заполненная всевозможными консервами и банками, все они были домашними.
– Вы сделали все это? – спросил я.
– В основном мама и Мамаша Бил, но я помогала. Большая часть выросла в нашем огороде в Канзасе.
Она достала банку с янтарной жидкостью – патокой.
– И ту коробку.
Она показала на другую, и когда я подтащил ее на откинутый борт, она достала круглую коробку с овсяными хлопьями.
Близнецы уже встали, а мистер Шофилд еще не появлялся. Мамаша Бил прочла молитву, и мы приступили к еде. Мистер Шофилд без слов сел рядом с женой, и она положила ему горячей каши.
– Бак, – сказал он, – могу я попросить тебя о помощи?
– С чем? – спросила Мамаша Бил.
– Хочу попробовать починить мотор грузовика.
Миссис Шофилд с Мамашей Бил переглянулись, но ничего не сказали.
– Я мало знаю о моторах, – сказал я.
– Я тоже, Бак, но если я его не заведу, мы никогда не доберемся до Чикаго.
Я подумал про Альберта, который, вероятно, смог бы сотворить чудо с неисправным мотором, и следом пришли мысли о миссии, которую я поставил перед собой, и боялся, как бы она не оказалась безнадежной.
– Пауэлл, – сказала Мамаша Бил, – у Бака могут быть другие планы.
– Нет, мэм, – сказал я. – Я помогу.
Но эта затея была обречена с самого начала. Спустя пару часов и множество ругательств, которыми бы гордился любой сапожник, он сдался. Детали мотора валялись на земле, и я подумал, что если раньше и был шанс починить грузовик, то теперь он упущен. Мистер Шофилд посмотрел на результаты наших трудов, покачал головой и сказал:
– Мне надо выпить.
Не сказав ни слова своей семье, он ушел под деревья.
– Мэйбет, – сказала миссис Шофилд.
– Я поняла, мама.
Мэйбет двинулась следом за ним.
– Могу я помочь? – предложил я.
Миссис Шофилд кивнула.
Мы пошли вместе, и скоро Мэйбет взяла меня за руку. Мне еще только предстояло найти свою семью, но я больше не чувствовал себя одиноким.
Глава сороковая
В Хоперсвилле жизнь кипела. Может, лачуги тут и были временными, но их обитатели были настоящими и полными жизни. Большинство жителей этого городка составляли одинокие мужчины, но было много семей, и детский смех здесь несколько отличался от того, который можно услышать в более спокойном месте.
Мы с Мэйбет на расстоянии шли за ее отцом. Он обогнул возвышавшийся над Хоперсвиллем каменистый, поросший деревьями холм и пошел по железнодорожным путям в Манкейто. Было ясно, что он хорошо знает дорогу. Мы не разговаривали, но я чувствовал исходящую от Мэйбет глубокую печаль, когда она смотрела на сутулую фигуру отца. На пересечении путей с грунтовкой он повернул направо и, пройдя еще сотню ярдов, скрылся в месте, которое было мне хорошо известно. Многие назвали бы его «тихий» бар, но мой папа всегда называл их «слепые свиньи» – не спрашивайте почему. Мы с Альбертом сопровождали его в десятки подобных мест, куда он доставлял контрабандный алкоголь. Если мистер Шофилд был тем, о ком я подумал, то он не выйдет еще долго.
Мэйбет стояла в лучах утреннего солнца и смотрела на запущенную обочину.
– Я не понимаю.
– Мой папа говорил, что у некоторых это что-то вроде болезни, – сказал я. – Они не могут без выпивки.
– Из-за этого на самом деле мы и потеряли ферму, – сказала она. – Он винит погоду. Он винит банки. Он винит все и всех, кроме себя.
Теперь в ее словах звучал гнев, печаль улетучилась.
– Он нескоро выйдет, – сказал я. – У меня есть дела в городе. Хочешь пойти?
В Манкейто я нашел газетный киоск и проверил утреннюю газету. Я рассудил, если власти схватили мою семью, то это попадет в заголовки. Но там ничего не было. Это не особенно уменьшило мое беспокойство. Я спросил про службу шерифа, и меня направили в здание окружного суда, внушительное строение с высокой часовой башней, на верху которой стояла огромная статуя, олицетворяющая правосудие, – женщина с завязанными глазами и весами в руках.
Пока я занимался делом, Мэйбет была терпелива и не задавала вопросов. Но теперь она сказала:
– Что мы здесь делаем?