Джо Греко показал на светофор на разделительной полосе напротив нас.
— На нем следы отвертки. Когда я осмотрел камеру видеонаблюдения, оказалось, что накануне ночью она не работала в течение часа — никто не смог объяснить почему. Как ты это провернул, Лукас? Установил в светофор экран, держал с ним связь по телефону и загипнотизировал господина Шадо в режиме реального времени? Велел ему выйти на дорогу — или же был триггер, например красный свет?
Даже на холоде я почувствовал, как на всей поверхности тела проступил пот. Не скажу, что как-то очень уж боюсь смерти, но я боюсь Джо Греко. Может, всего-навсего атрибуция, как ее называют психологи, может, Греко просто искусный ремесленник с ужасной репутацией. В любом случае от его присутствия у меня возникло ощущение, что в любой момент может произойти что-то кошмарное. Может, дело в его шарме. Или отсутствии шарма — так холод является лишь отсутствием тепла. Так, чистое зло — это лишь отсутствие милосердия. Психопат, с моей точки зрения, — это не тот, у кого есть нечто особенное, а тот, кому чего-то не хватает.
— Тебя за мной прислали? — спросил я. — Компания Шадо?
На стоящем перед нами светофоре красного человечка сменил зеленый, и с обеих сторон от нас на дорогу хлынули люди. Получу ли я пулю в спину, если дернусь?
— Кто его знает? В любом случае ты вроде бы не очень-то боишься смерти, Лукас?
— Есть вещи и пострашнее, чем покинуть земную юдоль.
Я смотрел в спины пешеходов, оставивших нас наедине на тротуаре.
— Так или иначе, лучше покинуть, чем быть покинутым. Тут мы с тобой солидарны, Лукас.
Сначала мне в голову пришло следующее: он, разумеется, намекает на то, что от него ушла Юдит. Наивно было бы полагать, будто он не узнает рано или поздно, что я заменил его и как клиент, и как любовник. Но то, каким тоном Греко сказал это, навело меня на мысль: возможно, он имеет в виду другое. Меня покинули сын Беньямин и жена Мария. В таком случае я понятия не имею, как он раздобыл эту информацию.
— Привет, я… — заговорил он.
Слова звучали медленно, ритмично, и я напрягся.
— Расслабься, — тихо посмеялся он. — Я не пристрелю тебя перед камерами видеонаблюдения.
Я с трудом сдвинул одну ногу, затем вторую. Шел не оглядываясь.
Наиболее очевидная причина тому, что Милан стал столицей европейских водителей, естественно, заключается в том, что это центр технологий, инноваций, наших лучших умов и богатейших компаний. Город — водопой посреди саванны, где собираются всевозможные звери. Если не брать в расчет немногочисленных травоядных, настолько крупных, что беспокоиться им не о чем, все остальные — либо хищники, либо добыча, либо паразиты. Мы живем в жутком симбиозе, от которого никто из нас не способен освободиться.
Я шел по узким мощеным пешеходным улицам — они плавно изгибались, так что далеко не просматривались. Может, поэтому от офиса до дому я всегда хожу по этой дороге: чтобы не видеть всего, что находится передо мной.
Я прошел мимо мелких эксклюзивных магазинов модной одежды и нескольких уже не столь эксклюзивных, мимо ремесленных мастерских, переживавших ренессанс, после того как массовое производство множества товаров прекратилось из-за нехватки сырья и материалов.
Дома ждала шахматная доска, на которой я смогу разыграть любимую партию: Мураками против Карлсена. Партия сыграна уже после расцвета карьеры Карлсена, но известна тем, что Карлсен еще в самом начале дебюта угодил в ловушку — явную, но хитрую; назвали ее ловушкой Мураками, а она стала столь же известна, как и ловушка Ласкера. Кстати, позже Мураками разыграет более грубый вариант этой ловушки во время еще более известной партии в быстрые шахматы против молодого честолюбивого итальянца Ольсена — он родом как раз из Милана.
После встречи с Джо Греко сердце у меня все еще колотилось. Естественно, я знал, что убийство посреди улицы не в его стиле — такое он оставляет водителям из Café Morte. Но когда он сказал: «Привет, я…» — я был уверен, что пробил мой последний час и мне предстоит снова увидеть Беньямина и Марию. Не знаю, потому ли, что Джо Греко — фанат Джонни Кэша, но его визитная карточка — прощальная фраза, обращенная к жертвам, — по легенде, звучит так: «Привет, я Греко». Рассказывают, что он стал так говорить уже после того, как возникла легенда. Надо отметить, если он при убийстве присутствовал. Потому что он мог убивать и дистанционно — таким было в прошлом году эффектное покушение на семью Джуалли в замке Сфорца.
Я знал, что за мной никто не следит, но, естественно, задумался о том, почему он так появился и произнес при мне половину фразы. Потому что Греко прав: я в совпадения не верю. Угроза? Но с чего бы мне воспринимать угрозу всерьез, когда и он, и я знаем: он мог еще тогда выполнить свою работу — возможность представилась великолепная. Что он задумал? Может, он пускал мне пыль в глаза, делал вид, якобы что-то затевает; может, просто ревнивый экс-любовник хотел лишить сна любовника нового.
Мои мысли оборвали громкие голоса и крик впереди. На узкой улочке, задрав голову, собрались люди. Я тоже посмотрел вверх. На предпоследнем этаже с французского балкончика валил черный дым. За балконными прутьями я что-то увидел — бледное лицо. Мальчик. Восемь лет? Десять? Отсюда трудно разглядеть.
— Прыгай! — крикнул кто-то из зрителей.
— Почему никто не побежал за мальчиком наверх? — спросил я кричавшего.
— Дверь заперта.
Набежали прохожие, толпа увеличилась вдвое, втрое, и я понял, что, должно быть, подошел сразу после того, как люди заметили пожар. Мальчик открыл рот, но не издал ни звука.
Мне стоило все понять еще тогда — и я, наверное, понял. Вряд ли что-то изменилось бы, подступали слезы. Я подбежал к двери и забарабанил в нее. Открылось окошко, и я уставился в бородатое лицо.
— Пожар на шестом этаже, — сказал я.
— Мы ждем пожарных, — ответил мужчина таким тоном, будто заучил эту фразу.
— Будет поздно, надо спасти мальчика. Горит внутри. Впустите меня.
Говорил я тихо, хотя больше всего мне хотелось закричать.
Дверь приоткрылась. Мужчина был крупным, широкогрудым, его голову как будто вбили между плечами кувалдой, а одет он был в обычную водительскую форму, безликий черный костюм. Поэтому я протиснулся мимо него внутрь — он дал мне это сделать.
Я ощущал, как легкие обжигает отравленный миланский воздух, в то время как я преодолевал ступеньки и считал этажи. Остановившись на шестом, из двух дверей я выбрал левую и схватился за ее ручку. Заперто, и я услышал, как внутри бешено залаяла псина. Я сделал вывод, что балкон был с правой части фасада, и взялся за ручку второй двери.
К моему удивлению, дверь открылась и повалил дым. За черной завесой я разглядел огонь. Прижав к лицу полу шерстяного пальто, я вошел. Я мало что видел, но квартира казалась маленькой. Двигался я туда, где должен быть балкон, но наткнулся на диван. Я крикнул — никто не отозвался. Покашлял и двинулся дальше. Из открытого холодильника вырывалось пламя, а на полу валялись какие-то искореженные горелые остатки. Ночник?