«Крысиный остров» и другие истории - читать онлайн книгу. Автор: Ю Несбе cтр.№ 67

Как в моем случае. Я часто думал о том, что хорошо было бы стереть Беньямина и Марию из памяти. А иногда — напротив. В любом случае способности загипнотизировать себя самого я давно лишился. Иллюзионист, который слишком много знает, больше не может наслаждаться тем, что его обманывают. Даже если хочет быть обманутым.

После ухода фру Карлссон я собрал свою отличную черную кожаную сумку от «Кальвино». Купил я ее потому, что так зовут антифашиста и бунтаря Итало Кальвино. И конечно, потому, что у меня были деньги.

Я завязал шарф «Бёрберри» и вышел в приемную. Линда, работавшая администратором у меня и еще у двоих психологов, подняла глаза.

— Хорошего дня, Лукас, — произнесла она, еле слышно вздохнув, и бросила беглый взгляд на циферблат — как обычно, сейчас всего три.

Она употребляла американское выражение не для того, чтобы благословить часы, оставшиеся до наступления темноты или моего отхода ко сну, а желая прежде всего подчеркнуть несправедливость: мой рабочий день был гораздо короче, чем у моих коллег, следовательно, и у нее. Думаю, Линда считала — или ей просто так казалось, — что я не проявляю солидарности, не беру побольше пациентов, но не могла же она знать, что для меня практика психолога в последние годы отошла на второй план. Да, на самом деле это лишь прикрытие для моей второй, настоящей работы. Убивать людей.

— Хорошего дня, Линда, — ответил я и вышел на улицу, где стояла чудесная декабрьская погода.

Я так и не определился, красив ли, с моей точки зрения, Милан. Он был прекрасен, достаточно увидеть фотографии того времени, когда Милан был городом Италии, а не Капиталии — так я называю то состояние отсутствия гражданства, что царит сейчас в мире. Перед последней физической мировой войной он, конечно, был красив невероятно, да и после бомбежек сохранил сдержанную, но отчетливую элегантность. На стиль и атмосферу города особенно влияли дома моды — и наоборот. До того как шестнадцать крупных промышленных картелей подмяли под себя Европу, Северную Америку и Азию, фабричные выбросы подчинялись регламентированию центральных властей, и даже в Милане — городе, где уровень загрязнения воздуха один из самых высоких по Европе, — в хороший день были видны белые вершины Доломитовых Альп.

Но теперь над городом постоянно висела дымка, и те, у кого не было денег на дорогущие воздухоочистители, на данный момент имеющие монополию на рынке, проживали недолгую и мучительную жизнь.

Находящиеся в собственности картелей средства массовой информации рассказывают нам, что люди стали богаче, и приводят в доказательство статистику по реальным доходам на душу населения. Разумеется, реальность такова, что теперь изобретатели и руководители картелей зарабатывают в тысячу раз больше, чем среднестатистический работник. Из этой массы у восьмидесяти процентов — временные контракты, никакой надежды на долгосрочное планирование, а селиться им приходится в растущих трущобах, окружающих город со всех сторон, кроме северной.

После того как Милан стал финансовым центром Европы — благодаря Миланской бирже и головным офисам семи картелей, — подскочила численность населения. Теперь город оказался не просто самым крупным в Европе — его трущобы третьи по размеру во всем мире. Я не социалист, но быть таковым и не требуется, чтобы заскучать по тем временам, когда доходы были ниже, но распределялись равномернее и существовало функционирующее государство, в котором по мере возможности старались заботиться о нуждающихся.

Я прошел мимо Дуомо. Перед внушительным собором на обширной пьяцца Дуомо растянулись длинные очереди туристов и верующих. В противоположном конце площади я миновал столики заведения, которое мы, работники индустрии убийств, называем Café Morte — кафе «Смерть». Сидевшие там мужчины — а это были исключительно мужчины, — держа перед собой газеты и телефоны, рыскали взглядом по площади на предмет возможных заказчиков. Рынок заказов на убийства рос в геометрической прогрессии, после того как пришли картели и нерегулируемая свободная конкуренция, а в самой индустрии существовало два основных класса — тут нет отличий от проституции. Café Morte представляло внешний рынок, уличных проституток. Приходившим сюда клиентам заказ могли выполнить за минимальную ставку в десять тысяч евро. Качество было неоднородным, то же самое можно сказать о конфиденциальности, но в обществе, где и органы охраны правопорядка, и органы гособвинения значительно ослабли и насквозь коррумпированы, риск, что тебя поймают, приемлемо низкий. Поэтому близкие или работодатели жертвы скорее наймут киллера в ответ, и при таком подходе — подобно торговле оружием или наркотиками — рынок расширялся сам по себе.

Первые картельные убийства — когда убивали ключевого человека из картеля-конкурента, чтобы ослабить его конкурентоспособность, — совершили таксисты. Предположительно, поэтому нас и стали называть водителями. Но есть те, кто дожидается работы на «стоянках такси», таких как Café Morte, а есть водители лимузинов — они работают на внутреннем рынке, как элитные проститутки, и, чтобы с ними связаться, нужно обратиться к посреднику, то есть фиксеру. Такой водитель выстроил себе реноме и стоит примерно в десять раз дороже тех, кто сидит в Café Morte, но если нужно отправить на тот свет тщательно охраняемого ключевого сотрудника из какого-нибудь картеля, нанять нужно одного из них. Такого, как я.

Я и понятия не имел о наличии у себя подобных талантов, скорее наоборот. Но высокий уровень эмпатии также может означать способность понять, как думает оппонент. За два года работы в индустрии киллеров я успел стать одним из самых востребованных. Доходы от практики психолога падали с того самого дня, как моему сыну исполнилось восемь лет и он умер, и иссякли совсем, когда через год Мария покончила с собой. Водителем я стал не ради денег. Будучи психологом, я привык выводить наружу простые и банальные мотивы, движущие людьми, в том числе и собственные. А мой мотив — месть. Я принял тот факт, что мой единственный ребенок родился немым, — это дело случая, никто тут не виноват, и ничье счастье не пострадало бы. Но я не принимал того, что отняло жизнь у Беньямина: человеческую жадность. Руководители предприятий высчитали, что, если скрыто обойти правила противопожарной безопасности для электротоваров — а их соблюдение требует больших вложений, — то можно продать их дешевле, чем конкуренты, и тем самым получить чуть бо́льшую прибыль. Знаю, странные рассуждения: разве неисправный ночник может довести до того, что человек готов поступиться своей человечностью и сеять смерть? Сеять — именно это я и имею в виду. Так как обвинять мне было некого, пришлось направить свою месть на всех, кто руководил картелями и принимал решения, на тех, кто, бездумно служа мамоне, отнял у меня Беньямина и Марию. Так террорист, потерявший семью в результате бомбардировки, направляет самолет в небоскреб с людьми — ему неизвестно, виноваты ли они лично, тем не менее они причастны. Да, я точно знал, почему стал убивать важных членов картелей. Но сформулировать мотив — не значит измениться, новая точка зрения не обязательно меняет поведение. И поскольку смерть сеялась, а напиток мести разжижался, не утоляя жажды, мне оставалось лишь одно: не останавливаться. Разумеется, я мог свести счеты с собственной жизнью, но внезапно пришедшее понимание, что жизнь бессмысленна, не обязательно приводит к тому, что у людей пропадает желание жить. Такие люди, как Мария, — это все-таки исключение.