— Я ревную самую-самую чуточку. Ради тебя.
Я закрыл глаза. Во мне струилось тепло — возможно, счастье.
— Приеду в Сан-Себастьян завтра утром, — сказал я. — Позавтракаем?
— Вкусный завтрак?
— Я позвоню, когда сяду в автобус или на поезд.
— Хорошо.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— А ты?
Нет ответа — она дала отбой. Но тем не менее я это сказал.
— Да. Правда-правда.
Я успел положить телефон в карман, когда он снова зазвонил.
— Да? — ответил я, продолжая улыбаться, но это была не Мириам — прозвучал голос другой женщины.
— Мистер Дос? Это Имма Алуарис из полиции Сан-Себастьяна. Где вы сейчас находитесь?
Язык у меня присох к гортани, я едва сдержал порыв бросить трубку.
— Я в Памплоне.
Достаточно неопределенно — и никакого вранья.
— Я тоже, — сказала Алуарис. — Нам надо с вами поговорить.
— О чем?
— Вы знаете о чем.
— Я… подозреваемый или как?
— Где вас можно найти, мистер Дос?
Двое копов — один в гражданской одежде, один в форме — вывели меня из авто и отконвоировали между двумя полицейскими машинами к дому, где мы с Питером снимали комнаты. Тот, что в форме, поднял заградительную ленту, и мы прошли ворота, а затем — в дверь. Вместо моей комнаты меня провели в комнату Питера. Меня остановили в дверном проеме. Людей в комнате было много, двое с ног до головы одеты в белое. Кровать закрывала собой невысокая, чуть округлая фигура, стоявшая в изножье. Одетый в гражданское полицейский — когда меня забирали из деревни, он представился следователем — покашлял, и крепко сбитая фигура обернулась.
— Спасибо, что вы так быстро приехали, — сказала Имма Алуарис.
Я хотел было ответить, что это они приехали быстро, но лишь кивнул.
— Для начала я попрошу вас опознать труп, мистер Дос.
Она отошла в сторону.
Я не знаю, может, для мозга это способ защититься или сбежать: в таких ситуациях он как будто начинает думать о никак не относящихся к делу вещах. По крайней мере, я подумал о том, что белые пододеяльник и простыня в сочетании с красной наволочкой — она, должно быть, пропиталась кровью, — соотносятся с тем, что сейчас идет Сан-Фермин. Точно так же рукоятка ножа для мяса, торчавшая сбоку из затылка Питера, символизировала рукоятку матадорского клинка, торчащего между бычьими позвонками.
— Это мой друг, — произнес я дрожащим голосом. — Питер Коутс.
Я чувствовал на себе взгляд Алуарис, но знал, что мне не нужно разыгрывать потрясение — я и так был потрясен. И все-таки нет.
— Что произошло? — спросил я.
Алуарис перевела взгляд с меня на одетого в гражданское полицейского. Он кивнул и что-то сказал по-баскски.
— Что он сказал?
— Что обе девушки говорят: вы были с ними сегодня с самого утра, — пояснила Алуарис. Казалось, она ненадолго задумалась, прежде чем договорить. — Судя по всему, ваш друг совершил самоубийство. По словам судмедэксперта, произошло это между десятью и двенадцатью. Нашла его хозяйка.
— Ага, — только и произнес я. — Откуда вы знаете, что это самоубийство?
— Мы сняли отпечатки пальцев с рукоятки ножа, и они идентичны его же собственным отпечаткам.
Идентичны, подумал я. Но не его. Нож — из бара «У Джейка».
— Что интересно, он очень похож на труп в Сан-Себастьяне. Почти близнец, вам не кажется? А в таком случае — почему вы ничего не сказали?
Я помотал головой:
— Я не слышал, чтобы у Питера был близнец, к тому же, по-моему, они не так уж сильно похожи. Труп в Сан-Себастьяне моложе — вы сами видели. Волосы длиннее и светлее. И вот этой татуировки нет.
Я указал на грудь трупа и блеклую букву «М».
— Они могут быть близнецами и не иметь одинаковых татуировок.
Я пожал плечами:
— Могу понять, что эти двое, по-вашему, похожи. Я вот тоже считаю, что басков трудно различить.
Она строго посмотрела на меня.
Достала блокнот.
— Вам известны какие-либо причины, по которым ваш друг мог захотеть покончить с собой?
Я опять помотал головой.
— Возможно, его мучила совесть из-за того, что он убил кого-то в Сан-Себастьяне? — спросила она.
— У вас есть такие подозрения?
— Коврик, в котором обнаружили труп, из вашего номера. Мы нашли там вашу ДНК.
— Тогда вы должны и меня подозревать.
— Убийцы, если только они не сумасшедшие, не приходят в полицию и не предоставляют изобличающих улик без признания. А вы, мистер Дос, не сумасшедший.
Да, подумал я. Я сумасшедший. Если бы я рассказал свою версию случившегося, вы бы это поняли. И возможно, в параллельных вселенных именно так я сейчас и поступаю, и во многих — или в бесчисленном их количестве — меня упрятывают в сумасшедший дом.
— Мне нужно точно знать, что вам известно о перемещениях Питера Коутса с того момента, как вы приехали в Сан-Себастьян, — сказала она.
— Если вы хотите устроить допрос, я должен предупредить, что очень устал. И не совсем трезв. Можно завтра?
Алуарис переглянулась с одетым в гражданское коллегой. Он чуть покачал головой, как будто взвешивал за и против. Затем кивнул.
— Ладно, — согласилась она. — У нас нет повода вас задерживать, вы не являетесь подозреваемым ни в одном из дел. И поскольку он, наш подозреваемый, мертв, спешки нет. В десять часов в полицейском участке Сан-Себастьяна — вам это подходит?
— Подходит.
Сияло солнце; когда я снял темные очки и вытер слезы, меня ослепил отражающийся от поверхности моря свет.
Оттуда, где я сидел, — с холма на пустом мысе — мне был виден весь пляж Сурриола. Я думал о лучшем друге. И о ней — о той, что плыла в море там, в глубине. Женщина, которой мы оба хотели добиться, причем любой ценой. Возможно, он бы ее бросил. По крайней мере, в некоторых вселенных. И со мной та же история. Но это ничего не значило — не сейчас и не в этой вселенной, не в этой истории. Поэтому, вытерев слезы, я вернулся к этой истории — моей истории. Я поднес бинокль к глазам, нашел в воде розовую купальную шапочку. Я не слышал ее криков, но когда перевел бинокль на пляж в трехстах метрах, то увидел ее маму, которая, как и в прошлый раз, бегала и пыталась привлечь внимание других купающихся к дочериным крикам о помощи. Я направил бинокль на высокий стул спасателя. Как и в прошлый раз, Мириам с мамой выжидали до тех пор, пока дежурный спасатель не удалился к закуткам в дальней части пляжа справить нужду, и лишь после этого начали разыгрывать представление.