«Крысиный остров» и другие истории - читать онлайн книгу. Автор: Ю Несбе cтр.№ 33

В темноте послышалось покашливание. В комнате для совещаний мы с Копфером были одни, остальные одиннадцать стульев стояли пустыми. Однако он уселся чуть поодаль.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, Ясон. Но ведь все сводится к химической формуле, верно? Довольно длинной, да, и тем не менее обычной формуле.

— Эта формула состоит из ста пятнадцати символов, — сообщил я.

— И хранится она не на бумаге и не в компьютере, а… — судя по движениям, которые я разглядел в темноте, он постучал указательным пальцем по виску, — у вас в голове.

— Все воспоминания, связанные с участием в проекте в Эль-Аюне, уничтожены, включая память тех, кто не имел доступа к информации чрезвычайной секретности. То есть у всех, кроме меня, Бернарда Юханссона и Мелиссы Ворт.

— Мелиссы?..

— Ворт. Заведующей лабораторией.

— Ясно. Но я надеюсь, вы понимаете, что правление не поставит под угрозу существование всей корпорации только потому, что вам посчастливилось на два месяца продлить жизнь нескольким мышам.

— Они по-прежнему живы, — сказал я, — по человеческим меркам им уже больше ста пятидесяти лет. Всем десяти.

— Или потому, что вы вдруг забыли формулу или погибли в автокатастрофе. Мы не сохранили подробный протокол работы, а это довольно странно.

— Мы все сохранили, Копфер. Я предоставил письменное разрешение применить в случае моей смерти восстановитель биологической памяти.

Он фыркнул:

— Восстановителей биологической памяти больше не существует.

— Один существует.

— «Экзор»? — Он снова фыркнул. — Вы хоть в курсе, сколько стоит им воспользоваться? И известно ли вам, сколько времени займет сканирование мозга взрослого человека?

— Да, и мне известно, что, по слухам, такой восстановитель ржавеет где-то в руинах Парижа, однако он действует, а в армии найдутся специалисты, способные им управлять. Главное — получить мой мозг, и тогда в его недрах вы отыщете и формулу. Вам даже весь мозг и не понадобится, насколько я понимаю, достаточно фрагмента.

Что-то пробурчав, Людвиг Копфер поднял руку. Циферблат его часов светился зеленым. Копфер принадлежал к тем, кто снова приобрел пристрастие к часам, цифры на которых нарисованы краской, содержащей радий, — в 1960-х такие часы запретили. К сожалению, технология, позволяющая часам светиться, но при этом лишающая их канцерогенности, давно утеряна.

— Ладно, Ральф. Посмотрим, что скажут члены правления. Я позвоню вам после совещания.

В одиннадцать вечера мы с Кларой сидели на диване, пили белый чай и смотрели по телевизору «Титаник». Корабль, затонувший более ста пятидесяти лет назад, по-прежнему лежит на дне морском — это и впрямь странно. И еще более странно, что были времена, когда люди снимали фильмы, подобные этому. Да, в былые времена человечество воспринимало прогресс в области технологий, знаний и цивилизации как данность. В то время никто не думал, что искусство производить бетон забылось еще в Средневековье.

Клара вытерла слезу — с ней такое каждый раз случалось, — когда Леонардо Ди Каприо в последний раз целует Кейт Уинслет. Клара объяснила мне, что плачет, оттого что они едва познакомились, едва обрели любовь всей своей жизни, но им были дарованы лишь эти несколько дней и часов на пути к неизбежной катастрофе.

Клара вошла в мою жизнь и наш дом, когда мне было восемнадцать. Мой брат Юрген, на три года старше меня, — вот кто привел и представил нашей семье ее, свою девушку. У Клары были светлые кудряшки, жизнерадостный нрав и улыбка, способная растрогать камни. Вежливая, отзывчивая, чуткая, смешливая. Совсем скоро в нее влюбилась вся семья. Но разумеется, не так, как я. Клара обладала обаянием невинности, в ней напрочь отсутствовала всякая скрытность, и тем не менее порой я замечал в глубине сияющих голубых глаз некую темную страсть. Однако я не осмеливался думать, будто я имею какое-то отношение к этой страсти. Во-первых, я был младшим братом, во-вторых, я не относился к числу тех, кто пробуждает в женщинах подобные чувства. Исключение составляли несколько коллег — впрочем, их, как мне кажется, привлекал определенный ум и невозмутимость, возможно, способность к самоиронии и почти самоуничижительное стремление помочь. Как бы то ни было, на протяжении всей супружеской жизни моего брата и Клары мы с ней строго придерживались отведенных нам ролей деверя и невестки. Тридцать лет я скрывал мою неугасающую страсть. И Клара тоже. Узнав, что им с Юргеном не суждено иметь детей, я проявлял участие, а когда Юрген заболел, я изображал преувеличенное отчаяние. Всего десятью годами ранее обществу было доступно лекарство, которое могло бы исцелить Юргена, и я знаю, что благодаря связям в среде медиков я вполне способен был — пускай и незаконными методами — достать какой-нибудь препарат из старых запасов, которые хранятся для знаменитых политиков, ученых и военных. Однако я даже попытки не сделал, оправдав перед самим собой собственное бездействие тем, что, помимо риска угодить в тюрьму, с моей стороны безнравственно и эгоистично заботиться о своих родных, жертвуя при этом людьми, играющими намного более важную роль в нашем обществе.

Дни, недели, а потом и месяцы после смерти Юргена я не отходил от Клары. Мы все делали вместе. Ели, читали, ходили в кино и на прогулки. Мы ездили в Вену и Будапешт, где ходили в рестораны, кафе и музеи, в том числе и технологические музеи, где знакомишься с наивной верой прошлых поколений в то, что развитие движется лишь в одном направлении. Ночами мы бродили по выложенным брусчаткой улочкам этих городов и болтали обо всем и ни о чем. Нам обоим вскоре должно было исполниться по пятьдесят лет, однако мои волосы оставались темными, а вот светлая шевелюра Клары поседела, живая улыбка и блестящие глаза были закованы в сетку морщин. Я объяснял эти ранние признаки старения скорбью по усопшему супругу.

Как-то раз, возвращаясь домой из такого путешествия, мы стояли вдвоем на носу речного парохода, и я впервые признался Кларе в своих чувствах к ней. В том, что чувства эти со мной всегда. Клара же ответила, что всегда это знала и что чувства эти взаимны. Целуя ее, я трепетал от счастья, к которому, однако же, примешивалась удивительная печаль. Печаль оттого, что это счастье мы искали тридцать лет, то есть почти половину средней продолжительности жизни гражданина российско-европейской конфедерации.

К тому моменту со смерти Юргена уже прошло четыре года, однако же ради родных мы подождали еще год и лишь потом скрепили наши узы браком.

Я был счастлив так, как только бывает счастлив мужчина, хотя мое исследование теломер — белых концевых участков хромосом, вероятно определяющих наибольшую продолжительность человеческой жизни, — похоже, застопорилось. Возможно, уходить из лаборатории пораньше меня заставили разочарование в работе и в то же время радость оттого, что мы с Кларой вместе. Или, может, у меня имелось предчувствие и я узнал в Кларе некоторые из симптомов: в наших исследованиях участвовали дети, страдающие синдромом Хатчинсона — Гилфорда, так называемой прогерией, или преждевременным старением. Однако я отгонял эту мысль, такой синдром генетически обусловлен, а значит, проявляется с самого детства.