Мы собрали данные, касающиеся небольшой группы умерших, которую составляли проститутки и порноактеры. Некоторые из них умерли от аидита, другие — по иным причинам. Мы же искали признаки того, что смертность и опасность заражения на протяжении длительного времени меняются. Дело не только в том, что бактерия аидита приобрела устойчивость к медикаментам, — она, как и все живое, пытающееся продлить себе существование, стала запускать стратегии самосохранения. Как уже сказано, смертность от аидита составляет более девяноста процентов, поэтому я немало удивился, увидев, что у представителей нашей выборки — а у нас имелись все основания полагать, что секс у них бывает чаще, чем у населения в среднем, — средняя продолжительность жизни тоже выше. Учитывая повышенный риск заражения аидитом и нездоровый образ жизни многих проституток, можно было бы ожидать, что живут они не больше, а меньше.
Сейчас ученые нередко усматривают загадочные связи и закономерности в изучаемом материале, чаще всего совершенно не связанные с гипотезой, достоверность которой они проверяют. За подобный научный подход многих вполне оправданно высмеивают. Допустим, что мы, бросая кубик, считаем, будто способны силой мысли заставить его выпасть на четверку. Если при этом кубик много раз выпадет на пятерку, соблазнительно заявить, что исходной нашей целью было проверить склонность кубика выпадать на число, на единицу больше задуманного, однако с точки зрения научной этики это шарлатанство. Вот вам правило: проверяйте то, что собирались, отвечайте на заданный вопрос. Каждый ответ можно исказить и поменять вопрос так, чтобы подогнать под него ответ и тем самым продемонстрировать удивительный прорыв в совершенно иной сфере. Именно это я в ту ночь и сделал. Размышляя про оксид азота и норадреналин, я, полусонный, но тем не менее трезвомыслящий, разглядел взаимосвязь. Взаимосвязь, от которой — это я знал — отмахнуться не получится, хоть она и представляла собой классическую ловушку. Я также знал, что никому не расскажу о научном грехе, который вот-вот совершу.
Я спустил воду и прошел в гостиную. Стекающий по окну дождь отмывал свет последнего уцелевшего на Райнерштрассе фонаря. Свет этот падал на фотографию моего брата Юргена на стене, на висящее над камином ружье для охоты на слонов и на ручку, которую Клара подарила мне на сорокалетие. Я схватил ручку, отыскал лист бумаги и принялся записывать мои дикие соображения. После я тихо вернулся в кровать, где в блаженном неведении спала Клара. Я посмотрел на ее мягкие черты, на все еще красивое, но чересчур быстро стареющее лицо и перевел будильник на полтора часа раньше.
Отперев на следующее утро лабораторию, я, явившийся первым, тотчас же бросился тщательно изучать статистику, чтобы проверить мою гипотезу.
Гипотеза
Спустя три месяца после той ночи, когда была выявлена связь между сексом и продолжительностью жизни, я сидел в кабинете моего непосредственного начальника, управляющего директора «Антойл мед» Людвига Копфера. Почти не перебивая, он слушал меня два часа. А сейчас скрестил на груди руки и смотрел поверх очков. Очки он носил без дужек, такие, что держатся лишь на носу.
— Поправьте, если я ошибаюсь, — по обыкновению, начал он. Это вовсе не означало, что его действительно разрешается поправлять. — Но основная мысль заключается в том, что сочетание оксида азота и норадреналина может отсрочить старость и действовать в качестве профилактики заболеваний. И происходит это на клеточном уровне. И в теории это сочетание способно полностью остановить процесс старения.
— Как известно, при сексуальном возбуждении оксид азота воздействует на кровеносные сосуды в мужских и женских гениталиях, однако оксид азота задействуется также и в иммунной системе. Процесс старения тормозится за счет его сочетания с норадреналином и некоторыми другими веществами. И я не нашел никаких причин полагать, будто верное соотношение всех компонентов не способно остановить этот процесс полностью.
— Вы о… — он перешел на шепот, — о бессмертии?
Я кашлянул.
— Я о том, что тело не разрушается процессом старения и не умирает от самых невинных недугов. Существует множество других способов умереть.
— Бессмертие, — повторил Копфер, словно не слыша меня. Он откинулся на высокую спинку кресла и задумчиво посмотрел в окно. — Поиски святого Грааля.
Мы долго молчали. За окном из фабричных труб Дюссельдорфа беззвучно валил дым. Даже удивительно, что пятьдесят лет назад они едва не исчезли. Наконец Копфер заговорил:
— Вы хоть понимаете, о чем просите, господин Ясон?
— Да, — ответил я.
— Вы рискуете опозорить всю нашу корпорацию.
— Это я осознаю.
— А если я скажу «нет»?
— Тогда я уволюсь и передам материал кому-нибудь из наших конкурентов.
— Вы не имеете права. Данные, на которых вы основываетесь, являются собственностью «Антойл мед», и мы подадим в суд и на вас, и на компанию, в которую вы обратитесь.
— Разумеется, я не стану использовать наши данные, я соберу другие. И теперь, когда я знаю, чего ищу, искать будет проще. А идею у меня не отнять, она вот тут. — Я постучал пальцем по виску.
Копфер промычал нечто нечленораздельное, а после громко застонал:
— Но вечная жизнь! Господи, господин Ясон…
Такая игра слов получилась у него случайно, и тем не менее я улыбнулся.
— Разумеется, чтобы доказать мою правоту, потребуются годы исследований, но готов поручиться моей карьерой и добрым именем, что так оно и есть.
— Ну конечно, и, если вы правы, вас ждет Нобелевская премия по медицине или биологии, а скорее всего, в обеих отраслях науки. Если же вы ошибаетесь, то просто начнете заново. А для корпорации…
— Если я прав, стоимость компании возрастет в сотни раз. Или даже в тысячи. Это означает, что, даже если вероятность моей правоты составляет два промилле, вложиться в мою идею будет экономически выгодно.
— Для семейства Эггер и других акционеров это, возможно, и представляет интерес, но рисковать таким образом рабочими местами…
— Рабочими местами придется рисковать намного сильнее, если развитием препарата займется кто-нибудь из конкурентов. Этот препарат заменит от шестидесяти до семидесяти процентов других лекарств, следовательно, вся отрасль превратится в бойню. Вопрос лишь в том, в каком месте этой бойни вы захотите находиться, господин Копфер.
У Копфера имелась привычка тереть ладонями свои седые кудри — размышляя, он всегда так делал, словно возникающий при трении электрический заряд приводил в действие его мозг. Вот и сейчас то же самое.
— Если… — простонал он, — если я предоставлю вам ресурсы, о которых вы просите, работа должна проводиться в совершеннейшей тайне. Никто не должен знать, над чем вы работаете, даже супруги.
— Это я понимаю.
— Я переговорю с Даниэлем Эггером, и пускай решает, захочет он сообщать обо всем другим членам правления или нет. А пока этот разговор должен остаться между нами, господин Ясон.