— Тебе следует зайти внутрь, — сказала она, глядя на его грязный комбинезон. — Может быть, тебе стоит сперва умыться. Мы будем допрашивать всех сотрудников.
Допросы продолжались три дня, и Симон рассказал все, как было. О наказаниях, о том, как им не давали спать, держали за стеной, словно заключенных. Слова текли, как журчащий ручей. Никогда прежде ему не доводилось так много говорить.
После трех дней допросов их отправили домой, даже тех, у кого не было другого дома, кроме «Виа Терра». Усадьба — место преступления, его нужно огородить.
Так получилось, что они все вместе сели на пятичасовой паром, пересекающий залив. Сорок восемь человек — без Освальда, который столько лет был их путеводной звездой. Без работы и планов на будущее. Потрясенные и пристыженные. Некоторые — подавленные и сбитые с толку. Другие втайне испытывали возбуждение и облегчение.
Первой открыла рот Мадлен — при виде ее бесцветных глаз у Симона мурашки побежали по телу.
— Это все неправда, я никогда не предам Франца, — сказала она. — София просто спятила.
С ней согласилась Анна, которая всегда была влюблена в Освальда.
— Видели Эльвиру? Она ныла, как ребенок, когда ее выводили. Фальшиво до ужаса.
— Франца скоро отпустят, — сказала Мадлен. — Он вернется. Вы же понимаете? Нужно держаться вместе, пока все снова не станет как прежде.
Но Мира, которая за время своего пребывания в секте в основном выполняла штрафные работы, выглядела потерянной, сидя на своей скамейке.
— Я, пожалуй, поеду домой и обдумаю все это хорошенько, — пробормотала она.
— Да что тут думать? — заявил Буссе, правая рука Освальда. — «Виа Терра» — единственная истина. Понятно, что они пытаются заставить Франца замолчать. Само собой, мы должны держаться вместе.
И дальше все в том же духе. Либо ты всей душой принадлежишь группе, либо оказываешься изгоем.
Но Симон сидел, погруженный в собственные мысли, не в силах заставить себя участвовать в этом странном разговоре. Целых три года он не покидал остров. Когда они только взошли на паром, он был уверен на все сто процентов, что вернется к родителям на хутор в Смоланде и начнет работать на земле; ничто больше не связывало его с Туманным островом. Ни одна живая душа не знает, что он на самом деле думает и чувствует, а также о том, что это он помог Софии сбежать, — и пусть все так и останется. Но когда на горизонте тонкой полосой замаячили очертания материка, Симона начали терзать сомнения. В голове зазвучал резкий голос матери. Он увидел перед собой грустные глаза Даниэля в тот роковой вечер. Симон поклялся себе никогда не возвращаться. Никогда не прощать мать. Запихнуть весь этот проклятый хутор в некий душевный архив. И вот теперь он направляется из огня да в полымя… Симон не видел никакого выхода. Не мог заставить себя принять решение.
Оторвавшись от своих размышлений, он оглядел группу, которая теперь разделилась на два лагеря. Те, кто за, и те, кто против.
Тех, кто за, оказалось явно больше. Андерс и Мона, родители Эльвиры, сидели молча, прислонившись к бортику. Мадлен тоже заметила, что они не проронили ни слова.
— А вы? Что вы собираетесь делать?
Мона сжала губы и отвернулась. Но тут Андерс поднялся и положил руку на плечо Моне.
— Мы с тобой, Мадлен. Эльвира сама виновата, что все так получилось. Она все время говорила нам, что хочет быть с Францем. Мы не предадим «Виа Терра» ради нее. Правда, Мона? Мы вытесним из памяти все, что связано с Эльвирой.
Мадлен издала радостный возглас:
— Вот это правильно!
Симон почувствовал прилив гнева. Он встал и сделал пару шагов в сторону Андерса, охваченный желанием двинуть ему хорошенько и выкинуть за борт. Но как раз в эту секунду паромщик Эдвин Бьёрк выкрикнул из кабины его имя.
— Тут кто-то ищет тебя по моему мобильному телефону. Подойди и поговори, пожалуйста.
Растерявшись, Симон подошел к Бьёрку и взял из его протянутой руки телефон.
Женщина с незнакомым голосом представилась как Инга Херманссон, владелица пансионата в деревне. После долгих извинений и вздохов по поводу ужасной ситуации с сектой Инга перешла к делу: она наслышана о том, что и как выращивает Симон, и теперь хотела бы предложить ему работу, поскольку пансионат планирует использовать только экологическое сырье и овощи собственного производства. Инга продолжала рассказывать, как много хорошего слышала о Симоне от гостей «Виа Терра». Сердце сжалось у него в груди. Мысли унеслись к теплицам и полям «Виа Терра», к виноградным лозам и томатной рассаде — все это завянет и исчезнет. Поля скоро зарастут бурьяном. Перед глазами встало все, что создано его руками за последние годы и что сейчас будет заброшено и испорчено. На мгновение вернулся голос матери, но тут же удалился, слившись со звуком воды, бьющейся о киль парома. То, что давило на грудь, отпустило.
— Когда приступать? — спросил Симон.
— Как можно скорее.
— Приеду назад следующим паромом, — ответил он Инге Херманссон и, не дожидаясь ответа, дал отбой.
В тот же день Симон вернулся на остров и начал работать в пансионате. Стоило ему прикоснуться к земле, как воспоминания о секте поблекли и растворились. Но теперь его стал волновать вопрос: а вдруг «Виа Терра» возродилась, словно живой организм, задышала, зашевелилась? Где-нибудь… Каким-то образом…
Когда он закончил свой рассказ, все некоторое время сидели молча.
— Но ты же не думаешь, что они вернутся на остров? — с ужасом спросила Эльвира.
— Кто знает… — Симон вздохнул. — Меня не покидает ощущение, будто что-то затевается.
— Да ну, если Мадде
[2] возьмется править, получится сущая ерунда, — отмахнулся Беньямин. — Да и о чем нам беспокоиться? Что они могут нам сделать? Ничегошеньки.
— Я не в состоянии даже думать об этом, — проговорила София. — Но ведь ты можешь на всякий случай приглядывать за этим местом, правда, Симон?
Симон кивнул. Он не чувствовал внутренней уверенности — однако лучше промолчать, пока у него не будет чего-либо конкретного.
— Но что же ты будешь делать теперь, Эльвира? — спросила София. — У тебя есть кто-нибудь, кто позаботится о тебе?
— Я сейчас живу у тети в Лунде. Хочу закончить школу. Потом посмотрим.
Ее взгляд вдруг помрачнел, между светлыми бровями пролегла морщинка. Девочка явно над чем-то размышляла, и Симон был почти уверен, что дело тут не в судебном процессе. Черные круги под глазами, казалось, поселились там навсегда. Красные прожилки в глазах были у нее уже в то утро. С Эльвирой что-то не так.
— Ты уверена, что тебе не нужна помощь? Тебя огорчило, как поступили с тобой Андерс и Мона? — спросил он.
— Да нет, все нормально. У нас по-любому никогда не было доверительных отношений. Я люблю их и все такое, но мы всегда входили в какие-нибудь религиозные группы, а теперь с меня хватит. Папа упорствует до конца. Он говорит, что мы должны отказаться от всего материального. Понимаете? Без разницы, где ты живешь и закончил ли школу.