Социальное общение и демократия - читать онлайн книгу. Автор: Штефан-Людвиг Хоффманн cтр.№ 25

В Соединенных Штатах только членство в тайных организациях выросло на рубеже XIX–XX веков на 5,4 миллиона; по оценкам современников, каждый пятый мужчина был членом какого-либо из «братских орденов» (fraternal order) ^[183]. Анализ указателей ассоциаций в адресных книгах двадцати шести американских городов показывает, что конец XIX века был эпохой необыкновенно быстрого роста общественных ассоциаций. Как уже с начала XIX века, они по-прежнему распространялись прежде всего среди локальных гражданских общин. Тогда как в быстро растущих больших городах ассоциаций в процентном отношении, пропорциональном их населению, было меньше ^[184].

Многое указывает на то, что колоссальный рост общественных объединений около 1890 года в Европе также касался мелких и средних городов. В больших городах количество ассоциаций, конечно, также росло: так, в адресной книге Бреславля (Вроцлава) за 1876 год содержатся около 250, за 1902-й примерно 650, а за 1906 год почти 800 ассоциаций ^[185]. Но из-за большего объема предложения проведения свободного времени они обладали меньшим весом, чем в малых городках, где общественные ассоциации представляли собой структуру всей местной общины целиком. Этнографическое исследование ассоциаций в округе Вайнхайм, который находится между Мангеймом и Гейдельбергом, указывает на необыкновенно быстрый рост общественных объединений после 1890 года ^[186]. Еще больший рывок, похоже, сделало социальное общение во французских провинциальных городах. Из общего числа в 275 ассоциаций, основанных с 1860 по 1914 год в Роанне, к северо-западу от Лиона, почти 90 % возникли после 1880 года, а половина – после 1900 года. Большинство составляли общественные, а не политические союзы или организации групповых интересов; в своей совокупности такие локальные союзы составляли социальный и моральный фундамент Третьей республики. Непосредственно перед введением неограниченной законодательной свободы союзов в 1901 году во Франции было не менее 45 000 ассоциаций ^[187].

В странах, где плотность и пересечение между собой свободных ассоциаций были меньшими, особенно в Австро-Венгрии и России, теперь наступили перемены. И здесь общественные объединения все в большей степени определяли лицо локального городского общества. В австрийской половине империи число ассоциаций удваивалось каждые десять лет (1880 год – 14 300, 1890-й – 30 600, 1900-й – 59 800, 1910-й – 103 700). Большинство из них находилось в Богемии (неизменно более трети) и Нижней Австрии, а также в Моравии и – после 1900 года – в Галиции ^[188]. В северобогемском городе Ауссиг (Усти-над-Лабем) в 1900 году проживало 37 300 человек, в том же году число членов союзов составляло более 31 600. К 1910 году население выросло до 39 300, а число членов союзов – до более чем 47 700 ^[189].

В Транслейтании, прежде всего в Будапеште, где в 1900 году на каждые 10 000 жителей в среднем приходилось 18,5 члена масонских лож (для сравнения – для Вены эта пропорция составляла 5,2), их число выросло с 1158 (1886) до 1557 (1893) и наконец, до 2366 (1900) ^[190]. В Праге в адресной книге в 1890 году указывалось 700 ассоциаций, а в 1901 году уже 1600; в Пресбурге в 1880-х годах более 80, накануне Первой мировой войны 120 союзов. Результатом этого колоссального распространения была потеря эксклюзивного характера общественных объединений. В них теперь объединялись практически все социальные и политические группы города. Однако их цели часто сохраняли нравственно-элитарный лейтмотив. Эти цели теперь даже пародировали в специальных обществах. Основанная в 1859 году в Праге «Шлараффия», объединение художников и любителей искусств, в 1870-х годах быстро распространилось на Австро-Венгрию и Германскую империю. Как видно из названия «Шлараффия» (от Schlaraffenland – страна изобилия), оно обещало сказочную страну, где текут молочные и медовые реки, а жителям, для которых лень – высшая добродетель, в рот сами залетают жареные голуби; ритуалы «Шлараффии» пародировали идеологию добродетели масонов ^[191].

Здесь, как и в других местах мультиэтнической Габсбургской монархии, ассоциации служили теперь для того, чтобы объединять чехов, немцев, словаков, венгров и словенцев в свои собственные отдельные союзы. «Народы больше не ходят в церкви. Они идут теперь в национальные общества», – точно говорится об этом в романе «Марш Радецкого» Йозефа Рота ^[192]. Впрочем, одно часто не исключало другого. В Каринтии, где треть населения составляли словенцы, из 381 указанной в кадастре ассоциации обществ до 1880 года только семь назвали себя «словенскими». Лишь политические конфликты и рост национализма в 1880-х годах привели к решающим переменам. «В областях со смешанным распространением языков до 1914 года конституировались, в большинстве своем по инициативе из Лайбаха [Любляны], более ста национальных словенских обществ, которые по их взглядам опирались не на либеральные ценности, а на католическое мировоззрение» ^[193].