Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 234

В течение всего 1952 г. я не чувствовал себя ещё совсем оторвавшимся от «Полоски». Я жил в привычной для меня комнате. На полках лежали материалы, над которыми я работал, и все мои начатые и ненапечатанные работы, в которые я вносил дополнения и поправки, часто просыпаясь ночью. В десятках папок лежали письма за многие годы. Справочники, книги, сборники — с прокладками, моими отметками и записями — всё это было под рукою, на хорошо известном мне месте, было автоматически мне доступно, когда я обдумывал предстоящую лекцию или готовился что-либо писать. Но не только эта привычная для меня комната, в которой я привык жить, думать и читать, писать и готовиться к докладам, лекциям и конференциям, в которой я спал и просыпался с новыми мыслями утром, но также и сама «Полоска» — вся её территория — была местом постоянного приложения моего труда. Тут всё было обильно полито моим потом, когда я корчевал пни и сажал кусты и деревья; когда в тиши белых ночей, пока все спали, возил балласт и землю для подсыпки дорожек и поднятия заниженных мест; когда разделывал и вскапывал грядки, прокладывая борозды и дренажные канавки на поле орошения. Но всё более до сознания доходило, что всего, что я делал раньше, я уже делать не в силах. На всё и теперь передаю я средства, но распоряжаюсь средствами не я; от всего я исподволь всё более оттесняюсь. Одним словом, на «Полоске» для меня всё идёт как в тургеневском «Короле Лире». Всё глубже я понимаю и не могу подавить в себе переживаний тургеневского «Вшеда». Нарастание психологической надстройки «на бытовом базисе» схвачено Тургеневым с шекспировской естественно-исторической обнажённостью. В летних моих записях не раз встречаются такие, как, например, запись 13 августа: «Возвращаясь на „Полоску“, я впадаю в такое состояние, точно очнулся в давно отошедшей в прошлое окаменевшей обстановке, и кажется — всё это было когда-то, только не знаю, когда».

Осенний семестр был особенно загружен занятиями с двумя циклами санитарно-коммунальных врачей, руководителей санитарно-эпидемических станций. И на лекциях, и в постоянных беседах по поводу лекций, и на экскурсиях, и на производственных совещаниях, как всегда, я более или менее близко знакомился с каждым участником цикла, подробно обсуждал с каждым практические задачи и нужды санитарного благоустройства, которые вытекали из местных условий. К концу семестра каждый участник цикла представлял работу с подробным изложением санитарных условий города или района и с систематическим планом и очерёдностью мероприятий по оздоровлению территории. В процессе выполнения этого плана неизбежно у каждого пробуждался интерес к своему району и к возможному проявлению своего авторского почина и творчества в поднятии уровня здоровья населения и созданию здоровой, удобной, хорошо налаженной жизни. Каждую работу я внимательно прочитывал и подробно обсуждал с автором, какие меры и в какой последовательности могли бы и должны были бы найти практическое осуществление в условиях данного города или района. Как всегда, на заключительном производственном совещании участников цикла с представителями всех кафедр, проводивших занятия на цикле, очень много говорилось со стороны курсантов о полученных ими знаниях и о расширении у них санитарного кругозора. Были искренние выражения товарищеской признательности работникам кафедры. Один из пожилых участников последнего цикла — санитарный врач города Майкопа — очень убедительно показал пользу и правильность постановки дела на цикле на своём личном примере. После более чем 15-летней санитарной работы, сказал он, он впервые возвращается к месту своей службы с ясным планом и твёрдым сознанием значения санитарно-гигиенических оздоровительных мероприятий. На заключительных совещаниях с врачами-курсантами всегда присутствовал декан санитарного факультета Ф. Ф. Лебедев. И в этот раз от лица дирекции он поздравил курсантов с успешным окончанием цикла и пожелал им настойчивости в проведении в жизнь всех усвоенных на курсах знаний. При этом особенно восхвалялся я, как руководитель цикла и как неутомимый санитарный деятель, ничуть не ослабляющий темпов и объёма работы, невзирая на возраст.

В бодром, даже несколько повышенном настроении я вместе со всеми сотрудниками вечером на следующий день принимал участие в заседании районного санитарно-эпидемического совета в Пушкине. А возвращаясь после заседания, я был ошеломлён переданным мне сообщением, что из Москвы получено дирекцией распоряжение — устранить из состава профессуры ГИДУВа всех учёных еврейского происхождения, в том числе и таких наиболее авторитетных и пользующихся широкой известностью учёных, как профессор онкологии С. А. Холдин, профессор нейрохирург И. С. Бабчин, уролог И. Н. Шапиро, профессор акушерства и гинекологии А. Э. Мендельштам и другие. В списке удаляемых из института была и моя фамилия, и Полякова — второго профессора возглавляемой мною кафедры коммунальной гигиены. Известие это передавалось непосредственно со слов самого директора института проф. Н. Н. Мищука. Каким бы диким и нелепым оно ни казалось, в его достоверности сомневаться было нельзя. Меня охватило чувство презрения и отвращения к тем, от кого исходило это откровенно погромное распоряжение, и в то же время я испытывал непреодолимое чувство обиды и невыносимого, совершенно незаслуженного оскорбления.

Несколько большее место во всём содержании моей жизни после войны занимала работа с санитарно-гигиеническими циклами врачей, приезжающих в ГИДУВ из всех концов нашего Союза. Я попытался подсчитать по записям в моих дневниках число прочитанных мною лекций за последний — 1952 — год моей работы в ГИДУВе и число часов, затраченных мною на руководство экскурсиями с участниками циклов. Оказалось, что в 1952 г. мною было прочитано 370 лекций, прочитано и обсуждено с авторами 67 тетрадей работ, написано 5 рецензий на кандидатские и докторские диссертации; на защите этих диссертаций я выступал в качестве официального оппонента.

Естественно, что известие об отстранении меня от этой работы, находившей постоянную признательность и самый искренний отклик у слушателей и товарищей по кафедре, вызвало у меня чувство раскрывающейся передо мной пустоты, подействовало на меня парализующе. В самом начале января 1953 г. я был вызван к директору. Вместе с оказавшимся у него в кабинете деканом санитарного факультета Ф. Ф. Лебедевым директор Мищук стал говорить мне о глубоком уважении ко мне, о признании дирекцией моих заслуг в безукоризненной постановке дел на кафедре и о большом огорчении дирекции и деканата ввиду полученного из Москвы распоряжения о прекращении моей работы в институте. В самой категорической форме я заявил, что заявление об уходе я сам не подам, так как рассматриваю устранение меня от работы как явное вредительство делу повышения квалификации санитарных врачей. У меня не вызвало никакого сомнения, что если директор Мищук и декан Лебедев так настойчиво говорят мне, что они признают пользу моей работы и её безупречность, то они должны, прежде всего, об этом говорить не мне, а написать о вреде распоряжения о моём отстранении тем, от кого это распоряжение исходит. Лебедев высказал предположение, что, воспользовавшись случаем, свои счёты со мной сводит зав. кадрами Минздрава Гукосян, которому я возражал, когда он хотел сократить должность специалиста — инженера по санитарной технике из состава сотрудников кафедры коммунальной гигиены. Гукосян, как чиновник НКЗ, проявил черты мелкого провинциального сатрапа. Спустя две недели ко мне на кафедру пришла, по поручению дирекции, одна из служащих и вручила мне мою трудовую книжку, в которой было записано, что я освобождён от должности профессора в Институте с предупреждением за 2 недели (вследствие сокращения штатов).