Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 187

2 декабря. 23 ч. 30 мин. Прошёл день тяжкого раздумья в полной оторванности, в одиночестве. Просматривал мои тетради за три года — с 1939. Как нищенски скудно содержание дня теперь, в последние два-три месяца, по сравнению с прошлым годом. Просмотрел бегло всю книгу мою о старости, как части общего динамического комплекса жизни и творческого процесса 0[бщест]ва. С болью ощущаются все искажения, внесённые разнузданным разгулом тупой, презренной, жалкой, более чем подлой, убогой цензуры типа Сагаловича. Не потеряло жизненных соков желание моё всё же ещё пытаться выпустить книгу, расширить её, сделать вставки. Их так много созрело уже у меня в голове. Восстановить хотя бы некоторые из купюр, внесённых идиотом и негодяем Сагаловичем. Какое-то субкортикальное ^[304] самосохранение отводит меня от мыслей о бедных моих сёстрах-старухах. Где они? Что с ними? Если их уже нет в живых, как прошли последние дни их жизни в Остре? Какие ужасы и мучения выпали на их долю?! Светлая радость моих недавних свиданий с Иликом теперь кажется таким безвозвратным счастьем. Его отлёт и марш из Ленинграда — в далёкий тыл на учёбу — вносит опустошение в содержание моей жизни.

5 декабря. Утром был на Михайловской ^[305], ул. Герцена, 3/5. Пешком от Ланской домой с корзиной. Ослабевший наш пёс Норд — близок к издыханию. До конца дня я дома — потрясающий артиллерийский обстрел. Вечером по радио статья Николая Тихонова. Написал ему свою солидарность.

7 декабря. Работа во дворе. Голодно, холодно, серо. Непрерывный гул и сотрясения от орудийной стрельбы. Написал в окончательной редакции письмо «Отклик на выступление по радио Тихонова». Вечером мне передали о смерти Ник. Алекс. Крысова — от голодного истощения. Давно ли многообещающий корабельный инженер, которому я написал акростих «Корабль в море выплывает» и т. д. — и такая скучная, серая, но тем страшнее и трагичнее смерть упавшего духом, ослабевшего от голода и отсутствия душевной опоры человека хорошего, мягкого, но без направляющей сильной воли, который, как я писал о нём в 1920 г.: «тщетно град взыскует горний». Ноющее и казнящее чувство вины, что я не проявлял к нему чуткости и внимания в последний месяц, когда он приходил на «Полоску», как я теперь понимаю, за всяческой поддержкой. Бесповоротно — в этом тоска и ужас непоправимости.

Темно, гул орудий. Можно только лежать и думать, не закрепляя мыслей, не обращая их в умственную работу. А кругом атмосфера напряжённого нервного недовольства, возбуждённости, придирчивости… Вечером зашёл беженец Егор Козлов. Он устроился в ветеринарной лечебнице — убивает доставляемых собак и др[угих] животных и продаёт их части.

8 декабря. Вследствие снежных заносов и метели трамваи не ходили. Просидел весь день и вечер в полутьме и полной темноте дома с заколоченными окнами. Принудительное безделье. Периостит верхнего левого альвеолярного отростка. Невыносимо больно и познабливает.

9 декабря. Вышел из дому. Пошёл до Сердобольской ул., пути трамвайные не расчищены, тока нет. Пустился в путь пешком, чувствую себя совсем больным. Ушёл недалеко. Стало ясно, что до города не дойду. Повернул обратно, через парк, к Английскому проспекту. Трудно. Отдохнул, постоял. Приналёг, но от изнеможения потемнело перед глазами. Подумал — пришёл конец, такой неинтересный, пустой. С трудом, всё же отлежавшись на снегу, дотащился до дома…

Непрекращающийся гул артиллерии, Ужасные проявления голода. Как быть дальше? Встаёт неотступный вопрос — о конце.

Вечером неожиданно появилось электрическое освещение. Воспользовавшись, ночью писал дополнения к работе и пересмотрел отчёт Института здравоохранения за 1939 год. Нужно извлечь данные о возможности восполнения воспроизводства населения за счёт сокращения абортов.

Всю ночь сильная боль, воспаление надкостницы альвеолярного отростка верхней челюсти. Озноб. Отёчность щеки.

10 декабря. Неподходящее, прямо гиблое дело быть больным в этих условиях! Утром прорвался электрический свет. Тепло закутав щеку, вышел во двор. Трамвай стоит. В город при моём ознобе, недомогании не приходится и думать добираться. Любочка из очередей и поликлиники принесла вести, от которых стынет кровь. Разговоры об антропофагии ^[306].

От Совет[ского] Информбюро по радио радующая и вселяющая надежду весть о разгроме немцев у Тихвина и занятии нами города. Нехудые вести из-под Москвы, из-под Тулы и Калинина.

Итак, вопреки твёрдому решению добираться пешком в город, придётся сидеть дома. Зиночка прямо героиня труда и решимости. Вчера пешком добралась при всех её недугах и хворях до своей службы, а оттуда — на Михайловскую ^[307], где и ночевала.

Целый день — определённо болен, периостит верхней челюсти, озноб, крайнее угнетение. Под вечер приехали из Секретариата и сообщили о предоставлении мне и семье 4-х мест в самолёте для эвакуации. Вылет 12 декабря. Как трудно решиться. Это очень сложно… Ночью на несколько часов был дан электрический свет.

11 декабря. Невзирая на недомогание был в ГИДУВе. Обратно пешком. Совсем изнемог. Осматривал приёмный покой в ГИДУВе, у Андрея Григорьевича. Бесконечно он милый и заботлив обо мне. Единственный (после Саввы Артемьевича Самофала) человек, которого я считаю искренним другом, и его дружбу очень ценю. Путь от ГИДУВа домой занял более трёх с половиной часов.

12 декабря. В течение двух часов (до пота) разгребал от заносов дорожку. Невыносимая боль в области воспалённой надкостницы. Отёчность и опухоль резко увеличились. Когда появилось (хотя и очень слабое) электрическое освещение, написал точные указания к набору книги о старости и разметил все вставки, как дополнения в конце книги.

13 декабря. Целый день дома. Озноб. Отёк левой щеки. Невыносимая боль. Сильные колики и понос. Дурнота. Работал через силу во дворе. Дописал о детской смертности. Разбирал до поздней ночи мои работы и намечал заведомо утопические планы их продолжения и окончания «е. б. ж.» ^[308] в течение 1942–1945 гг.

14 декабря. Утром — обычная порция дворовых работ. Собака Норд погибает. Парализованы обе пары конечностей. Впечатление — агония. Днём продолжал разбор рукописей, оттисков и всяких материалов. Невыносимая пустота и тоска… Кругом тяжело, отчуждённость ^[309].