И здесь, в Каменке, подписав «бегунок» (обходной лист), что он не имеет долгов ни перед какими армейскими службами, Петренко обменял свое удостоверение личности офицера на общегражданский паспорт в зеленой корочке, с маленьким фото
[46].
Ни с кем прощаться не стал. Раздал только по друзьям-соседям холодильник, электроплитку, миски-ложки. А уехал тихо, по-английски, будто сбежал. Дезертировал. Он и чувствовал себя дезертиром: родному отцу, можно сказать, всю судьбу перекорежил.
Петренко снял со стены ковер – изделие художественной артели и завернул в него гранатомет. Сумку с гранатами и оба пистолета сунул в чемодан, обмотал немудрящим барахлишком. Слава богу, до появления рамок безопасности в метро и на вокзалах оставалось еще лет сорок. В СССР конца пятидесятых и помыслить не могли ни о каких террористах.
Он отправился назад: сначала – паровичок до Ленинграда, потом – на метро, от Финляндского вокзала до Московского. Теперь у него уже не было возможности взять билет в кассе для военнослужащих, да и ковер с закутанным в него гранатометом призывал к осторожности. Петренко знал, что где-то за час в кассы выбрасывают невостребованную бронь, и прежде всего в дорогущие спальные вагоны. Поэтому пришлось шикануть: вписаться на поезд номер один, курьерский, «Красную стрелу». Поезд отходил в ноль часов двадцать минут, и Петренко занял место в своем роскошном купе первым. Ковер с гранатометом он засунул на багажную полку.
Минут за десять до отъезда показался сосед – молодой человек лет тридцати, с чемоданчиком. Лицо его показалось Петренко странно знакомым, а тот тоже как бы проверил попутчика взглядом: узнали его или нет? «Ну, точно, артист!» И сразу же всплыло имя: да это ж Кирилл Лавров, только совсем молоденький! Кого он сейчас, в пятьдесят девятом, играет?
Когда поезд отвалил от перрона, Петренко решил схулиганить – навел на соседа указательный палец и вопросил:
– А вы артист? Угадал?
Тот зарделся:
– А где вы меня видели? В «Пяти вечерах»?
[47]
– Да как же! Все только о «Пяти вечерах» и о вас говорят!
Никаким театралом Петренко что в двадцать первом веке, что в конце пятидесятых не был. В театры ходил из-под палки – однако даже до него донеслись восторги Ольги Крестовской: «Ах, в Ленинграде такую стильную вещь поставили, «Пять вечеров» называется. Ах, Копелян и Шарко, вот бы съездить посмотреть! А эту пьесу, говорят, театр «Современник» теперь репетирует».
Грубая лесть прозвучала для молодого артиста сладкой музыкой. Завязался непринужденный разговор, и довольно быстро возникло предложение не ехать насухую, а взять чуть-чуть коньячку.
Для проводника мягкого вагона предложение сбегать в ресторан за коньяком явно оказалось не внове, и он быстренько притаранил бутылочку, да к ней рюмашечки, лимончик и даже пару бутылочек нарзана.
– А вы сейчас над чем работаете? – задал Петренко беспроигрышный для представителя любой творческой профессии вопрос.
Настроение у него было на удивление хорошим: пока все получалось, с армией удалось расстаться да и оружие беспрепятственно вывезти. Вдобавок в любимом Ленинграде снова побывал.
– Я на съемки еду, – с важностью отвечал артист. – Главная роль.
– А где сниматься будете?
– Вещь называется «Ссора в Лукашах».
Фильм этот Петренко сроду не помнил, потому переспросил:
– И про что?
– Это комедия. Я, видите ли, молодой старший лейтенант, который демобилизуется из армии и возвращается в родной колхоз. А там у него все в руках горит, плюс он находит свою любовь. Ну, и много песен, танцев.
– Вы сами-то в это верите? – скептически переспросил Петренко.
– Во что? – обиделся служитель Мельпомены.
– Вот в это все: старлей из рядов демобилизовался и вернулся в колхоз. Я, к примеру, тоже – капитан, комроты и в отставку вышел. На Дальний Восток собираюсь, за туманом и за длинным рублем, а пока у женщины своей в столице время провожу.
– Ну, каждому свое.
– Вы не обижайтесь, Кирилл, но мне кажется, ваше стезя – отнюдь не комедия. У вас внешность и манера – самая что ни на есть героическая. Вам бы играть командира полка или даже дивизии. Или, к примеру, Понтия Пилата. Ленина Владимира Ильича, а что, вы похожи. Или главного конструктора космических кораблей.
– Ну, это уже фантастика, – промолвил польщенный актер.
– Почему же фантастика! Космос, смотрите, в нашу жизнь как стремительно входит! Третий спутник все летает! Скоро человек стартует!
Выпили еще по одной – за искусство и чудесно в итоге скоротали полночи.
«Красная стрела» прибыла на Ленинградский вокзал строго по расписанию, в четверть девятого утра. На прощание они с актером обнялись.
А там – с чемоданом и ковром под мышкой снова возник Петренко на пороге у Ольги Егоровны.
Ковер постарался развернуть в ее отсутствие, советский фаустпатрон задвинул под кровать. Как он объяснит ей явление РПГ, когда она спросит? Да очень просто: прихватил, демобилизуясь, чтоб рыбу глушить. А в чемодан, где сумка с гранатами и два пистолета, она не полезет – женщина интеллигентная.
Теперь начиналась следующая фаза операции: внедрение в Большой театр.
Не дожидаясь милости от Ольги Егоровны – пропишет она его, хотя бы временно, или нет, Петренко начал действовать самостоятельно.
Он взял себе за правило прогуливаться в районе служебных подъездов Большого. Обычно по утрам. Театр даром что большим называется: в нем ведь несколько тысяч человек работает. И далеко не только солисты и кордебалет. Там ведь и гримеры, и декораторы, и реквизиторы, и пошивочные мастерские, и столярный цех. Впрочем, гримеры и швеи Петренко ни к чему – в Большой внедряться надо не через женщин и амуры, а вербуя мужчин. Тех, кто попроще – такелажников, разнорабочих. Вот они – его контингент.
После каждого спектакля надо декорации демонтировать, разобрать, на склад перенести. Затем новые поставить. Наверняка работа на всю ночь затягивается. До первого метро как минимум, а то и позже.
Он приходил сюда пешком, из съемной квартиры на Чернышевского или прямиком от Оли из Соймоновского переулка. И вот однажды углядел пару мужиков – простецких, мускулистых, в ковбойках и кепках, – выходивших из служебного подъезда. Это были не первые, за кем он ходил, прислушивался, принюхивался, но потом в итоге в качестве объекта вербовки отвергал. А один из них даже чем-то внешне на него похож был. Повинуясь наитию, Петренко двинулся за приятелями. Вид у обоих был предвкушающий, и зашагали они не к близлежащему метро «Охотный Ряд», а двинулись по Пушкинской улице
[48], по направлению к Кузнецкому Мосту и Столешникам.