Волосы мигом встали дыбом, а пальцы непроизвольно задёргались, но перегнать овеществлённый холод в джоули не составило никакого труда, запущенный процесс приобрёл лавинообразный характер, только и оставалось, что поддерживать требуемые значения напряжения и силы тока, а после инициировать ионный пробой.
А-ха!
Спиральным росчерком сверкнула нить молнии, сосна метрах в тридцати от нас переломилась, её верхушка рухнула на землю, разлетелись кругом щепа и обломки коры, запахло озоном и палёным деревом, а у меня с плеч будто неподъёмный груз свалился.
– Всё в порядке! – уверил я доцента, когда на смену колючей стуже вернулся удушающий зной.
– Всё хорошо! – добавил я. Наверное.
Почему – наверное? Да просто вдруг выключили свет…
Разбор полётов устроили уже в госпитале. Собрались в двадцать втором кабинете, а мне велели сесть в уголок и помалкивать. Попал я туда, разумеется, не сразу, сначала санитары откачали и погрузили в грузовик, затем сопроводили в автобус и отправили в сие медицинское заведение. Пока ехал, худо-бедно оклемался, да и последующие обследования никаких неприятных сюрпризов не преподнесло; вердикт состоял всего лишь из одного слова: «здоров».
Ну а теперь сижу на стуле и стараюсь не отсвечивать, в распахнутой двери стоит ассистент доцента, сам же хозяин кабинета с возмущённым видом наседал на Трофима Фёдоровича. Но – пустое, тому всё как с гуся вода.
– Как? – заламывая руки, прокричал Звонарь. – Как ты мог не диагностировать ему негатив?!
– Легко, – спокойно заявил в ответ инструктор, постукивая о ладонь папиросой. – Не увидел соответствия утверждённым параметрам, вот и не диагностировал.
– А проявить инициативу? Выйти за рамки нормативов?
– Мне, дорогой Макар Демидович, должностной инструкцией инициативу проявлять запрещено. Да и вы к мнению ассистента не прислушались. Даже направления молодому человеку на обследование выписать не удосужились, мы его на свой страх и риск приняли!
– И ничего не нашли!
– Склонность диагностировали. А кроме склонности и не было ничего.
– Склонность к делу не пришьёшь!
– Не могу согласиться. Ну какой он негатив, в самом-то деле? Обычный оператор, а что в резонансе со сверхэнергией в противофазе работает – так уникальные отклонения не диагностируемы в принципе.
Доцент закатил глаза и указал на меня:
– Ну и как такое получиться могло? Что думаешь?
Ответить Трофим Фёдорович не успел, поскольку именно в этот момент подал голос стоявший в дверях Андрей.
– Чаус идёт, – сообщил он.
Доцент указал мне на медицинскую кушетку и велел ассистенту:
– Накрой его простынкой. А ты – не вздумай елозить, неподвижно лежи!
Заартачиться и в голову не пришло, просто решил не нарываться на неприятности, сделал как сказали, благо под накинутой сверху простынкой дышалось достаточно легко. Видеть со своей позиции вошедшего в кабинет мужчину я не мог, но голос показался знакомым. Подумал-подумал и решил, что это старший санитар сопровождавшей нас на инициацию бригады медиков.
– Моё почтение, Макар Демидович, – поздоровался Чаус с порога. – Трофим, Андрей…
– Ну что, допрыгался? – без промедления выдал хозяин кабинета. – Говорил я, что твои фокусы до добра не доведут? Вот – полюбуйся!
Очевидно, в этот момент доцент указал на накрытое простынкой безжизненное тело в моём исполнении, поскольку ответная реплика Чауса прозвучала после явственной заминки.
– Бога ради, Макар Демидович! Какие ещё фокусы?
– Сколько раз тебе говорил – пошло во время инициации что-то не так, пиши всё в учётную книжку. А ты – что?
– А что я?
– А ты очковтирательством занимаешься! Без осложнений! Без происшествий! В штатном режиме! Показушник!
Доцент и не думал следить за интонацией, и Чаус угрюмо произнёс:
– Я бы опросил вас, Макар Демидович!
– Я сорок семь лет уже Макар Демидович! И сегодня по твоей милости вполне мог стать покойным Макаром Демидовичем!
– Да объясните толком, что стряслось!
– Уникальный оператор у нас случился. Так нормальный, а в режиме резонанса – негатив!
– Не может быть!
– Ты мне это говоришь?! – взорвался Звонарь. – Я всё собственными глазами видел! И ладно бы он в резонансе секунд пять продержался, так нет же – двадцать восемь! Сам посчитаешь, сколько энергии накопить успел, или подсказать?
Чаус тяжело вздохнул и уже совершенно спокойно произнёс:
– При всём уважении, не понимаю, какое отношение к этому имею я.
– Пётр Сергеевич Линь, инициация тридцатого июня. Порядковый номер сорок пять семьдесят три. Тридцать второй румб девятого витка. Припоминаешь?
– Нет.
– А ты почитай, освежи память.
Судя по шелесту страниц, санитар принялся листать мою учётную книжку, некоторое время спустя он заявил:
– Тут написано, что всё прошло штатно.
– А на самом деле?
– Если написано…
– Вот что, дорогой мой человек, – понизил голос Звонарь, – ты работник заслуженный и во многом неприкосновенный, но обещаю – я тебя сожру! Если поможешь разобраться в случившемся, спущу дело на тормозах. Даже записи задним числом поправим. Нет – ты меня знаешь. Я слов на ветер не бросаю.
Чаус ответил не сразу, потом сдался. Не иначе хозяин кабинета и в самом деле мог привести свою угрозу в исполнение.
– Спрашивайте, Макар Демидович.
– Давай, доставай свой блокнот! Тридцатое июня, какие в тот день странности были?
Даже накинутая на голову простыня не помешала расслышать недовольное сопение. По воспоминаниям старший в бригаде санитаров был человеком жёстким и хватким, но тут, как видно, нашла коса на камень.
– Не нужен блокнот, и так помню, что в тот день на первом румбе первого витка инициация прошла.
– О-о-о! – протянул доцент. – Не путаешь?
– Такое разве забудешь? И вот ещё что: тот соискатель в момент инициации вашего за руку схватил, даже синяки остались. Вот вам и странность. Только на меня это не повесите, я постоянно толкую, что нельзя в кузова людей будто сельдей в бочку набивать!
Донёсся шелест страниц, и Звонарь некоторое время спустя подтвердил:
– Да, есть запись о синяке на запястье.
– Принудительная инициация? – предположил Трофим Фёдорович.
– Вилами на воде писано. Сам посуди, как бы он до девятого витка в этом случае дотянул? – с тяжёлым вздохом выдал доцент и заявил: – Андрюша, хватит уже косяк подпирать. Садись уточнённый анамнез заполнять. Ладно, что ещё?