Вы способны многому нас научить. Вы поможете нам – и уже помогли – спасти немало жизней, облегчить страдания пациентов. Обитатели гор вас не забыли. (Та беременная из племени гадди, которой вы помогли, на все лады расхваливает ваш рецепт горькой тыквы. И со дня на день должна родить!)
Я очень надеюсь, что вы подумаете над моим предложением – и примете его. Я с нетерпением жду вашего возвращения – как усердный ученик и как ваш преданный друг.
С огромным уважением и надеждой на скорую встречу,
Джей Кумар
Прочитав о щедрости Канты, я расплакалась. Она ведь знала, что если она предложит мне деньги, я откажусь. Что ж, одной заботой меньше: теперь хотя бы не нужно думать, как оплатить больничные счета Радхи.
Я вспомнила слова Малика. Он уже не раз говорил, что мне лучше уехать из Джайпура.
Джей Кумар предлагал мне возможность лечить, работать с людьми, которым нужна моя помощь. Которые благоговеют перед моими познаниями. Возможность заниматься тем, чему учила меня саас. Она по-прежнему жила в моей душе. И я сделаю все, чтобы она могла бы мною гордиться. Чтобы я сама гордилась собой.
Но… мой дом! Я так мечтала о нем, столько вложила труда, чтобы его построить. Мне было приятно самой принимать решения. А если я перееду в Шимлу, придется все бросить.
Хотя что этот дом принес мне, кроме долгов, тревог, бессонных ночей? Так ли он нужен мне, чтобы объявить всему свету: я добилась успеха? Успех мимолетен и эфемерен, и я убедилась в этом на собственном горьком опыте. Был – и нет. Он меняет внешность, но не душу. В душе я оставалась девчонкой, мечтавшей о жизни более значимой, нежели та, которая ей суждена. Так ли мне нужен дом, чтобы доказать: у меня есть талант, честолюбие, ум, мастерство? Что, если…
У меня точно камень с души свалился. Меня, как в Шимле, охватила легкость. Я глубоко вздохнула, и мне вдруг показалось, будто я чую бодрящий воздух голубых Гималаев.
Опасаясь растерять решимость, я вырвала лист из блокнота.
15 октября 1956 года
Самир,
К моему глубокому сожалению, я вынуждена покинуть город, который одиннадцать лет звала своим домом. Разумеется, я не уеду, не расплатившись с долгами. Но для того чтобы отдать тебе долг, мне нужно продать свой дом. Агенты не желают иметь дела с женщиной, поэтому я вынуждена просить тебя об услуге. Если ты согласишься, будь добр, вычти мой долг из стоимости дома, а остальное отправь по адресу, указанному ниже.
Если бы обстоятельства сложились иначе, мы могли бы продолжить сотрудничество. Но, как говорится, что проку рыдать, если птицы склевали весь урожай?
Через месяц я уезжаю в Шимлу. Пожалуйста, в течение недели дай мне знать о своем решении.
Шимла, Химачал-Прадеш Поместье Хэррингтон Больница леди Брэдли Лакшми Шастри
Я несколько раз перечитала письмо. Довольная, вырвала из блокнота чистый лист и написала Джею Кумару. А потом задула лампу и проспала двенадцать часов кряду.
Через два дня ко мне явился посыльный. Я открыла пахнущий лавандой конверт.
Лакшми,
Ты просила Самира продать твой дом. Неважно, как я узнала; узнала, и всё. Думаю, ты не удивишься, что я хочу оставить такой мозаичный пол за собой, а не продавать его. В конверте деньги за дом – за вычетом твоего долга (да, я знаю и об этом). Я не пытаюсь купить твое расположение (в конце концов, мы квиты), однако не могу не признать, что мы вряд ли найдем другую такую мастерицу, чья искусная рука способна превратить наши руки в произведения искусства.
Парвати
Вряд ли это можно назвать отпущением грехов. Равно как и просьбой о прощении. Однако признание Парвати тронуло меня до глубины души, развеяло обиду и затаенную злобу. Я долго сидела с письмом в руках.
Двадцать один
20 октября 1956 года
Теперь у меня были деньги. И откладывать неизбежное дольше не было повода.
Я взяла рикшу и поехала к Канте.
Я не видела Канту, Радху и ребенка несколько недель – с тех пор, как они вернулись из Шимлы. Я скучала по ним. Но мне хотелось, чтобы они побыли одни. И чтобы Радха не думала, будто я вновь пытаюсь ею командовать.
– Лакшми! Какой приятный сюрприз! – Канта заключила меня в объятия. Она казалась отдохнувшей, довольной. Исчезли тени под глазами. Вновь округлились щеки.
– Радха в детской. Иди к ней. А я посижу с саасуджи, пока она молится, и приду к вам.
Свекровь Канты приняла ребенка как родного. Если она заметила, как он похож на Радху, и догадалась, чей он на самом деле, то ничего не сказала: наконец у нее появился желанный внук.
Дверь в детскую была приоткрыта, и я замерла на пороге: не хотела будить ребенка. Из комнаты доносился голос Радхи:
– «Да как ты смеешь являться мне на глаза?!» – вскричал злой царь Камса
[64]. Столько раз он пытался погубить Кришну, но все тщетно».
Я тихонько вошла в детскую. Радха сидела спиной ко мне, в кресле-качалке, покачиваясь туда-сюда. Ребенок лежал у нее на руках, она читала ему «Сказки про Кришну»; книга до того истрепалась, что страницы пришлось подклеивать к корешку.
Канта и Ману назвали ребенка Никхилом. На церемонии наречения Канта омыла сыну лоб водою и передала его саас для ритуального благословения. Узнав дату и время рождения мальчика, пандит заявил, что имя должно начинаться на букву «н». Голубоглазому малышу подошло бы имя «Нил», но Ману четырежды прошептал на ушко ребенку «Никхил»; так всё и решилось.
Младенец загукал.
– Именно это ответил Кришна! – проворковала Канта, наклонилась и поцеловала сына в щеку. – Какой же ты умный!
– И красивый, как Кришна.
Кресло-качалка остановилось, Радха обернулась ко мне.
– Джиджи! Нельзя же так подкрадываться! – нахмурилась она.
В одной руке она держала бутылочку; должно быть, младенец выпустил ее изо рта и теперь тянулся к ней пухлыми пальчиками, но Радха бросила почти пустую бутылочку в сумку с детскими вещами.
Мне показалось или она смотрит на меня виновато?
– Извини. Я думала, он спит, не хотела будить.
Я сжала пухлую ручку ребенка, покачала ее. Он уставился на мои пальцы. Вид у него был сытый и довольный. Младенец был в кремовой льняной распашонке.
– Тетя не говорила, что ты придешь. – В голосе Радхе сквозило подозрение. Как я и опасалась, она решила, что я пришла ее проверять.
Она подняла ребенка на плечо, где уже висело чистое полотенце – на случай, если он срыгнет. Я диву давалась, как ловко и непринужденно сестра все это проделывала – точно вырастила не одного малыша.