А когда малыш сделает первый шаг и упадет, родная мать не осыплет его поцелуями, не погладит по щечке. Материнскую любовь ему худо-бедно заменят усердные кормилицы, няньки да гувернантки. И то – неизвестно, оправдаются ли эти надежды.
Почему же неделю назад это решение казалось мне таким логичным?
В гостиной было прохладно; глухо гудел кондиционер. Я же обливалась потом. Тлеющая в висках боль вот-вот охватит всю голову, станет нестерпимой. Я облизнула губы: сухие, точно песок.
– Можно воды, ваше высочество? – Дерзость, конечно, но иначе я не смогу продолжать.
Махарани бросила на меня озадаченный взгляд, но отдала приказ слуге, который налил воды из хрустального кувшина и поднес мне стакан. Я пила и отчего-то вспоминала выражение лица Самира – испуганное, злое, пристыженное – в ту ночь, когда я сообщила ему, что у Радхи будет ребенок. Я представляла себе приютских детишек, которые смотрят так одиноко, поджав губки. Уж лучше пусть малыш растет во дворце. Другого выбора нет – ни у меня, ни у Самира, ни у Рави, ни у Радхи. Я, не раздумывая, поставила третью подпись и отодвинула от себя бумаги.
Махарани сняла очки, похлопала по своей кушетке.
– Садитесь сюда, миссис Шастри. Скрепим договор. – Она чуть повернула голову к попугаю: – Тебе тоже можно.
По ее голосу Мадхо Сингх понял, что прощен, вылетел из клетки и приземлился на столик.
Ее высочество зачерпнула ложечкой золотисто-красную жидкость, вылила в правую ладонь, поднесла к губам и привычно выпила. Мадхо Сингх наблюдал за ней, наклонив голову, и в нетерпении переступал с лапки на лапку. Я догадалась, что ему не раз доводилось принимать участие в подобных церемониях.
Махарани вытерла руку чистой салфеткой, вылила на ладонь еще ложечку жидкости и протянула мне.
– Пей, – велела она.
Я шумно всосала жидкость без вкуса и запаха и подняла брови, не осмеливаясь спросить.
– Жидкий опиум, – улыбнулась махарани. Глаза ее блестели. – Если уж махараджи скрепляют так договоры, то нам и подавно можно.
Третью ложечку – гораздо меньшую – она дала Мадхо Сингху, который выпил опиум, показывая черный язычок, взъерошил перья и проверещал:
– Намасте! Бонжур! Милости просим!
Меня охватило странное спокойствие. Головная боль понемногу утихала.
– И последний вопрос. – Ее высочество откинулась на подушки.
– Да?
– Некто Хари Шастри.
Мое сердце учащенно забилось, и отнюдь не от опиума.
– Повар сказал мне, что у него есть двоюродный брат по фамилии Шастри, добрый малый, который помогает женщинам Гулаб-Нагара – и это славно, а то мы никак не можем найти врача, который согласился бы ими заняться. Повар попросил меня – точнее, умолил – финансировать деятельность мистера Шастри. Каждый зарабатывает как может, n’est-ce pas? – Она ухмыльнулась. – А повар научился – практически в одночасье – класть в блюдо ровно столько специй, сколько мне по вкусу. Отличная сделка!
Так вот о чем умалчивал Малик. Он подкупил дворцового повара (видимо, пообещал ему дешево поставлять провизию), чтобы тот замолвил перед махарани словечко за Хари и бывший муж больше не клянчил у меня денег.
Махарани поджала губы.
– Фамилия Шастри редко встречается в Раджастане. Он тебе часом не родственник?
Я посмотрела ей прямо в глаза.
– Нет, ваше высочество, – не мигнув, соврала я.
Махарани окинула меня долгим взглядом.
– Я так и думала.
Пятнадцать
6 мая 1956 года
Мы решили, что о договоре усыновления Радхе сообщит Канта. К моему облегчению, сестра согласилась. Если бы беседовать с ней выпало мне, а не Канте, Радха и слушать не стала бы. Мы с Кантой условились не говорить ей, что ребенка отдадут махарадже. Я боялась, что если Радха узнает об этом, то, вернувшись в Джайпур, будет околачиваться возле дворца, чтобы увидеть младенца. (Самир говорил, что до отъезда в Шимлу Радха частенько бродила у дома Сингхов в надежде поговорить с Рави.)
6 мая 1956 года
Уважаемый доктор Кумар,
И снова мы с вами сотрудничаем в трудную минуту. Быть может, вы помните наш декабрьский разговор, тоже в непростой ситуации: вы еще спросили меня, помогают ли мои травы. Теперь же моей сестре нужна не моя, а ваша помощь.
Мистер Сингх сообщил мне, что по просьбе дворца вы выступаете представителем королевского лекаря в Шимле, следите за беременностью Радхи и регулярно отправляете отчеты королевской семье. Жаль, что приходится писать, мне хотелось бы поговорить лично, но к родам надеюсь приехать. Вы наверняка отдаете себе отчет, что положение деликатное, и все должно остаться в тайне – даже (или особенно) от Радхи. Я не хочу, чтобы она узнала, кто усыновит ребенка, и скажу ей об этом лишь в самом крайнем случае.
Радхе тринадцать лет. Она не болела ни оспой, ни корью, ни свинкой. У нее нет аллергии ни на травы, ни на лекарственные препараты, но она злоупотребляет жареным (быть может, вам удастся ей втолковать, что ребенку это вредно). Она настоящая засоня, так что не волнуйтесь, бессонница во время беременности ей не грозит. В целом она девочка жизнерадостная, с пытливым и беспокойным умом. Обожает читать, и эта привычка развила ее воображение, но вместе с тем внушила ей (исключительно) суетные идеи.
Когда Радха прибудет в Шимлу, вы наверняка уже получите это письмо. С ней приедет моя добрая подруга Канта Агарвал: она очень хочет познакомиться с вами и надеется, что вы не откажетесь вести и ее беременность. Канта должна родить месяцем раньше моей сестры, счастливое совпадение; они с Радхой очень близки, чему я безмерно рада. Канте случалось бывать и в Шимле, и в предгорьях Гималаев: они с мужем и раньше спасались в прохладе гор от летней пыли Джайпура, которая провоцирует астму Канты. Несколько раз в месяц Канту будет навещать муж, Ману Агарвал.
Я буду благодарна вам, доктор Кумар, если вы примете Радху как родную сестру. Я буду ваша вечная должница.
Если до нашей встречи у вас возникнут вопросы, пожалуйста, напишите мне – или позвоните мистеру Сингху.
С уважением,
Лакшми Шастри
Шестнадцать
23 июля 1956 года
Я перебирала письма. Очередное от Канты. Еще одно от доктора Кумара, который писал все чаще и подробнее. От Радхи, как и прежде, ни строчки, хотя я не теряла надежды. К моему удивлению, я скучала по ней. Скучала по тому, как она, скрестив ноги, сидит на кровати и, сосредоточенно хмуря лоб, читает «Джейн Эйр». Или готовит ладду и весело болтает с Маликом. Мне хотелось рассказать ей новости. Миссис Патель завела восточноевропейскую овчарку. Миссис Панди теперь продает швейные машинки.