Чужие - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 105

— Мы должны поговорить с каждым из них! — возбужденно сказал Доминик. — Завтра, как только встанем, начнем обзванивать их и узнаем, что они помнят о тех июльских днях.

Чикаго, Иллинойс

Нисколько не поколебавшись в своей решимости, не продемонстрировав ни малейшей неуверенности, Брендан сумел получить согласие отца Вайкезика на поездку в Неваду — в понедельник, без ожидающего чуда монсеньора Джанни на хвосте.

В десять минут одиннадцатого он выключил свет, лег в постель, устроился в темноте на боку и уставился в окно, где на изморози, покрывшей стекло, едва поблескивал бледный свет. Окно выходило во двор, где в этот час не горело ни одного фонаря, поэтому Брендан знал, что видит отраженное лунное сияние, преломленное тонким слоем льда на стекле. Сияние могло быть только отраженным, потому что траектория движения луны по небу не допускала прямого обзора: вечером земной спутник был виден из окна кабинета, располагавшегося на другой стороне дома, и теперь луна не могла находиться над двором — для этого ей пришлось бы отклониться от своей траектории и повернуть на девяносто градусов, что было невозможно. Брендан терпеливо лежал в ожидании сна. Постепенно его начала интриговать ненавязчивая повторяемость рисунка, образованного вторичными лунными лучами, проникавшими сквозь изморозь на стекле. Свет делился там, где один кристаллик льда соприкасался с другим; каждый лучик расщеплялся на сотни новых, потом еще на сотни.

— Луна, — прошептал Брендан, удивленный своим голосом. — Луна.

Постепенно он стал понимать, что происходит нечто сверхъестественное.

Поначалу он чувствовал только очарование гармоничным взаимодействием мороза и луны, но вскоре очарование перешло в нечто более сильное — влечение. Он не мог оторвать взгляд от жемчужного окна. Это было неопределенное обещание, оно влекло его к себе, как пение сирены влечет моряка. Пока еще не понимая своих намерений, он выпростал руку из-под одеяла и потянулся к окну, хотя от стекла его отделяли десять футов — дотянуться с кровати было невозможно. Черный силуэт руки с раздвинутыми пальцами четко выделялся на фоне мягко мерцавшего белоснежного стекла, и тщетные потуги Брендана определялись одолевавшим его желанием. Он жаждал оказаться в этом свете, не в том, который жил во льду, а в другом, в золотистом свете его сновидений.

— Луна, — прошептал он, снова удивляясь звуку своего голоса.

Сердцебиение участилось. Он начал дрожать.

Сахарная корка на стекле вдруг претерпела необъяснимые изменения. На глазах Брендана тонкий лед начал таять по краям стекла и съехал к центру. Через несколько секунд, когда таяние прекратилось, остался идеальный ледяной круг дюймов десять в диаметре, призрачно мерцавший посреди чистого сухого темного прямоугольника окна.

Луна.

Брендан знал: это знак, хотя и не догадывался, кто или что и откуда посылает его, как не понимал и смысла знака.

Вечером под Рождество, когда он был у родителей в Бриджпорте, ему приснился сон, в котором, очевидно, фигурировала луна, — он разбудил отца и мать громкими испуганными криками. Но он ничего не запомнил. С тех пор, насколько ему было известно, луна не присутствовала ни в одном из его сновидений: их действие всегда происходило в каком-то таинственном месте, наполненном ослепительным золотым светом, где ему предлагали какое-то невероятное откровение.

А теперь, пока он тянулся рукой к слегка флуоресцирующей изморози на стекле, та сделалась ярче, словно в кристаллах льда происходила химическая реакция особого рода. Изображение луны изменилось, поменяв молочный оттенок на девственно-белый — цвет снега в лучах солнца, и становилось все ярче, пока не превратилось в искрящийся круг серебра, что сверкал на стекле.

Сердце Брендана яростно колотилось, он пребывал в уверенности, что стоит на грани поразительного откровения, и продолжал тянуть руку к окну; он охнул, когда столб света, похожий на луч прожектора и ничуть не уступавший ему в яркости, оторвался от морозной луны и упал на его постель. Брендан прищурился, глядя на сияние, пытаясь понять, как столь яркое свечение может исходить от схваченного морозцем окна, но тут свет изменился на бледно-красный, на темно-красный, на малиновый, на алый. Смятые одеяла вокруг него блестели, как расплавленная сталь, а протянутая рука казалась мокрой от крови.

Его охватило ощущение дежавю, он пребывал в абсолютной убежденности, что когда-то уже стоял под алой луной, купался в ее кровавом свете.

Хотя он жаждал понять, как этот странный красный свет связан с чудесным золотым светом его сновидений, хотя он все еще чувствовал зов чего-то неизвестного, ожидавшего его в этом сиянии, им внезапно овладел страх. По мере того как алые лучи становились все ярче, а спальня превращалась в котел, полный холодного красного огня и красных теней, страх Брендана перерастал в такой беспредельный ужас, что его начало трясти и кожа покрылась потом.

Он убрал руку под одеяло, и алый цвет быстро потускнел до серебристого, тот тоже стал выцветать — и вот кружок инея на окне стал подсвечиваться только естественным сиянием январской луны.

Когда сумерки снова предъявили права на его комнату, Брендан сел и быстро включил свет. Мокрый от пота, трясущийся от страха, как ребенок, напуганный выдуманными историями про хищных гоблинов, он подошел к окну. Кружок льда оставался на прежнем месте: образ луны в центре не тронутого морозом стекла.

Может быть, свет был сновидением или галлюцинацией? Отчасти Брендану хотелось именно этого. Но ледяная луна оставалась на прежнем месте — реальность, а не обман зрения.

Он осторожно прикоснулся к стеклу, но не почувствовал ничего необычного. Только зимний холод, напиравший с той стороны окна. Вздрогнув, он понял, что чувствует на ладонях распухшие кольца. Он перевернул руки и смотрел, как стигматы исчезают.

Он вернулся к кровати и долгое время сидел спиной к изголовью, с открытыми глазами и включенным светом, набираясь мужества, чтобы лечь в темноте.

Округ Элко, Невада

Эрни стоял у ванны, пытаясь вспомнить в точности, что он думал и чувствовал рано утром в субботу, 14 декабря, когда им овладел какой-то странный порыв открыть окно и ему явилась эта странная галлюцинация. Писатель Доминик Корвейсис стоял у раковины, а Фей наблюдала, стоя у двери.

Светильники на потолке и над зеркалом бросали теплые отблески на керамический пол, заставляли сверкать хромированные смесители и штангу для занавески над ванной, придавали яркое сияние пластиковой занавеске и постепенно высвечивали воспоминания, которые искал Эрни.

— Свет. Я пришел сюда за светом. Мой страх перед темнотой в тот момент достиг пика, и я пытался спрятаться от Фей. Спать не мог, поэтому я встал с кровати, пришел сюда, закрыл дверь и просто… ну вроде как наслаждался светом.

Он рассказал, как его внимание привлекло окно над ванной и как им овладела иррациональная и настоятельная потребность бежать.

— Это трудно объяснить. Но вдруг сумасшедшие мысли… завертелись в моей голове. Я почему-то запаниковал. Подумал, что это моя единственная возможность спастись, и я должен ею воспользоваться, вылезти в окно головой вперед, бежать в горы… добраться до ранчо, попросить помощи.