Начальник армейского гестапо констатировал, что немецкая пропаганда порой не оказывает нужного воздействия на население: «Эффективным оказалось распространение пропагандистского материала в отдаленных деревнях во время разведки и операций по очищению местности. Однако жители неоднократно указывали на то, что немецкая пропаганда через листовки и расклеивание объявлений не всегда понятна людям. Они хотят проведения собраний, к которым их приучили большевики. Многие из них указывают также на то, что было бы хорошо, если бы немецкие офицеры, командующие разведывательными группами или командами по очищению, остановившись в отдельных деревнях, собирали население и обращались бы к нему с большими речами, тем более, что здесь всегда имеются необходимые переводчики.
Учитывая эту тягу населения к собраниям, рекомендуется направлять солдат с хорошим знанием русского языка и надежных, одаренных ораторским талантом русских на краткие курсы, где они инструктировались бы в отношении к различным актуальным вопросам, и после этого придавать их в качестве пропагандистов отдельным командам по очищению местности или разведывательным группам или же в умиротворенных районах посылать их в самостоятельные поездки. Так как во время этих поездок пропагандисты получают представление обо всех волнующих русское население вопросах, то они могут ориентироваться на то, благодаря чему немецкая пропаганда всегда остается актуальной и животрепещущей».
Гестаповцы отнюдь не идеализировали немецкую армию и своих товарищей из СС и СД. И предупреждали: «Необходимой предпосылкой борьбы с партизанами является пресечение всех актов произвола и бессмысленной жестокости по отношению к русскому населению. У многих солдат хождение с дубинкой, которую они пускают в ход при первой возможности, стало чем-то самим собой разумеющимся. Если от этих солдат требуют отчета, они ссылаются на неверно понятые приказы и распоряжения. Доверие русского населения к немецкой армии, являющееся необходимым условием для умиротворения страны, может укрепиться только в результате справедливого обращения, энергичного проведения хозяйственных мероприятий, целеустремленной и близкой к жизни пропаганде и действенной борьбе с бандитизмом…»
Но при этом отнюдь не отвергались пытки и репрессии по отношению к тем, кого уличили или только подозревали в принадлежности к партизанам или подпольным просоветским организациям: «Допросы подавляющей части задержанных партизан проходят очень тяжело. Несмотря на строгие методы допроса (т. е. пытки и избиения. – Б.С.) убежденные и фанатичные члены партизанских групп отказываются дать какие-либо показания. В различных случаях такие русские, упорно отказывающиеся дать показания, только в момент их расстрела заявляют о своей преданности Сталину и принадлежности к партизанам. Напротив, арестованные интеллигенты и люди, принужденные присоединиться к партизанам, после индивидуального допроса почти всегда дают весьма ценные показания. Поэтому неправильно было бы сейчас же расстреливать взятых в плен в бою или перебежавших партизан, как это все еще водится в воинских частях. Задержанные воинскими частями партизаны, в интересах успешной борьбы с бандами, должны, если имеется к этому малейшая возможность, направляться быстрейшим путем в тайную полевую полицию, опытную в проведении допросов».
И в тот же день, 31 июля 1942 года, Гиммлер издал специальный приказ: «По психологическим причинам впредь запрещено использовать слово “партизан”, введенное в обиход большевиками и так ими обожаемое. Для нас они не бойцы и солдаты, а бандиты и уголовные преступники. Отделить этих коварных убийц от спокойного и мирного населения и тем самым лишить их какой-либо поддержки – вот важнейшее условие для их уничтожения».
Что ж, все зависит от угла зрения. Так было, так и будет. Для одних – «партизаны», для других – «бандиты». Для одних – «террористы», для других – «борцы за свободу». Для одних – «мятежники», для других – «повстанцы». Для одних – «патриоты», для других – «фанатики».
Жестокие допросы партизан отнюдь не были монополией ГФП. Например, командование тылового района группы армий «Север» в приказе от 14 сентября 1941 года популяризировало опыт обер-фельдфебеля Шраде по части допросов русских: «При допросе русский постоянно пытается уклониться от прямого ответа на мучительные вопросы, причем он рассказывает о вещах, которые вообще никого не интересуют или о которых его не спрашивают. Особенно часто это бывает с женщинами. Несколько крепких пощечин значительно сокращают эту проволочку». Что ж, столь действенное средство практикуется во внутрисемейных разборках до сих пор, и не только в России.
Вообще, вплоть до поражения под Сталинградом в борьбе с партизанами оккупанты полагались прежде всего на кнут в виде жестоких репрессий. Бывший начальник полиции порядка в Белоруссии бригадефюрер СС Эберхард Герф на допросе в декабре 1945 года показал, что в январе 1942 года в Минске, «говоря о борьбе с партизанским движением, Кубе сказал мне, что в этом деле нужно быть твердым, следует быть жестоким к советскому населению и не размышлять, расстреливать или не расстреливать, когда имеешь дело с русскими, а надо расстреливать, и тогда будет порядок».
Однако расстрелы пленных партизан и ни в чем не повинных заложников практически не влияли на размах партизанского движения. Неслучайно начальник армейского гестапо на основании полугодичного опыта борьбы с партизанами пришел к выводу, что против них наиболее эффективен не массовый террор, когда чаще всего страдают невиновные, а действия небольшими, специально подготовленными группами из наиболее проверенных местных коллаборационистов: «В согласии с руководящими военными органами части ГФП организуют из надежных и отвечающих требованиям в боевом отношении людей антипартизанских групп. Различные команды ГФП, освободив из одного лагеря военнопленных надежных украинцев, создали основу русской вспомогательной полиции, в состав которой были введены испытанные агенты. Ее задачи состояли в обнаружении спрятавшихся партизан и сборе путем разведки таких данных для борьбы с действовавшими партизанскими группами… Военнослужащие, направленные для обучения и руководства такими вспомогательными частями, должны всегда действовать решительно. Малейшее послабление до сих пор всегда вело к отрицательным последствиям, ибо люди все еще привержены к доносам, грабежам, произвольным действиям и актам мести. При терпеливом отношении к подобным действиям умиротворение местности только наталкивается на излишние затруднения. Решительные действия в таких случаях настолько оправдали себя, что входящие в такие части люди уже сами заботятся о том, чтобы удалить из своих рядов нежелательных товарищей.
Так как местные жители, участвующие в борьбе с партизанами, не могут ожидать пощады, если попадут в их руки, и все без исключения обречены на смерть после жестоких пыток, то для них нет отступления назад. Поэтому понятно, что они охотно выполняют данные им задания. Из донесений частей ГФП вытекает, что тесная совместная работа со знающей данную местность службой порядка (русская полиция), боевыми частями местных жителей, казачьими сотнями, милицией, вспомогательной полицией, самообороной и бургомистрами и деревенскими старостами дает наилучшие результаты…
Несмотря на отдельные случаи недисциплинированности и вызванные большевистской пропагандой попытки бунтов, можно сказать, что местные жители, использовавшиеся для борьбы с партизанами, оправдали возлагавшиеся на них надежды. В интересах еще более активной борьбы с партизанами было бы желательно, чтобы вспомогательные части были усилены и реорганизованы по военному образцу».