– Пекарские камни хорошо держат тепло. Иногда их берут с собой в постель, чтобы не мерзнуть в особенно холодные ночи.
Они специально ходили на мелкогорье за этими камнями, обычно с мамой, но иногда и с папой тоже. Папа называл их огненными камнями, потому что они нагреваются от малейшего прикосновения здешнего холодного солнца. Марен проводит ладонью по его поверхности. Это их второй пекарский камень, найденный лет десять назад. Дома остался их старый: он лучше нового, стал почти круглым за долгие годы использования. Марен думала подарить второй камень Урсе, но теперь застеснялась и не знает, как завести разговор о подарке. Наверное, она просто оставит его, когда соберется идти домой. Мама вряд ли заметит пропажу: иногда Марен кажется, что мама не замечает почти ничего, что творится вокруг. Как будто ее глаза затянулись мутной пленкой, которая с каждым месяцем становится все плотнее и толще.
– Как грелку?
Марен не знает, что это такое, но все равно кивает.
– Они прогреваются равномерно, не дают воздуху проникать в тесто. Флатбрёд, испеченный на камне, хранится несколько месяцев.
Вдвоем они переносят камень в очаг, и Урса вслух поражается, как же Марен сумела дотащить его в одиночку.
– Нужно время, чтобы он хорошенько нагрелся, но мы можем начать.
Марен раскладывает на столе продукты, принесенные Кирстен: несколько мешков муки, ведерко пахты с тонкой пленочкой масла сверху. Марен смотрит на эту пленку, и у нее текут слюнки. Кирстен – богатая женщина, размышляет Марен, разбирая мешочки с сушеными травами, среди которых находится даже мешочек с солью.
Марен берет с полки ступку с пестиком из прохладного серого камня, сажает Урсу растирать семена укропа, а сама принимается отмерять и просеивать муку. Семена надо как следует измельчить, иначе они утяжелят тесто, хлеб пропечется неравномерно и получится совершенно безвкусным. Точно таким, какой себя чувствует Марен рядом с Урсой: пресной и плоской, как флатбрёд.
Урса высыпает в муку измельченные семена, и Марен уже видит, что ее придется просеивать еще раз: Урса не слишком старалась и не растерла семена в мелкую пыль, как положено. Но она смотрит на Марен с такой тревожной надеждой, что та лишь кивает и говорит «спасибо». Кусочки семян, оставшиеся в сите, она аккуратно ссыпает на край стола. Урса тянется, чтобы смахнуть их на пол, и Марен хватает ее за руку. На этот раз она готова к прикосновению, и оно не отзывается жаркой паникой во всем теле, как тогда, когда Урса положила руку на ее ладонь.
– Они нам еще пригодятся.
И тут Урса делает что-то странное. Она закрывает лицо ладонями и вскрикивает, словно ребенок, которого отругали.
– Извините меня, – говорит Урса. – Я себя чувствую такой глупой. Вы, наверное, считаете меня расточительной белоручкой.
– Вовсе нет, – говорит Марен. – Просто в Бергене у вас была совершенно другая жизнь, и я надеюсь, что здешняя жизнь вам понравится. Я помогу вам освоиться. – Ее почему-то бросает в жар. – Не то чтобы я думала, что вы не справитесь сами.
Урса издает горький смешок, от которого у Марен сжимается сердце.
– Но я и правда не справлюсь.
От этого искреннего признания Марен переполняет нежность.
– Все будет хорошо, Урса.
Урса глядит на нее с такой пронзительной благодарностью, что Марен краснеет.
– Вы такая хорошая, добрая. Я так рада, что мы подружились.
Она тянется обнять Марен, и хотя та не любит объятий – она даже не помнит, когда обнимала кого-то в последний раз: наверное, Дийну, когда та лежала без сил на полу у них в комнате, а мама баюкала на руках новорожденного Эрика, – сейчас она не отстраняется.
Урса обнимает ее без стеснения, от всей души. Ее макушка располагается под подбородком у Марен, ее волосы пахнут сном и душистой водой. Марен знает, что у Урсы есть сестра, и, наверное, она скучает по сестринским объятиям, потому что льнет к ней всем телом, почти отчаянно.
Марен преодолевает смущение и, осмелев, еще крепче прижимает Урсу к себе, чувствует, какое мягкое у нее тело под платьем из тонкой нарядной ткани – ее лопатки не выдаются острыми углами, а поднимаются, словно две низких округлых волны. Марен боится дышать, ей не хочется, чтобы пространство, оставшееся между ними, увеличилось даже на то крошечное расстояние, которое нужно, чтобы набрать воздуха в грудь. Но Урса уже разжимает руки и отступает.
– Спасибо, – говорит она, глядя на кусочки семян на столе. Ее, кажется, успокоили эти объятия, которые так растревожили Марен. – Надо измельчить их получше, да?
Сердце у Марен колотится так, что кровь стучит в ушах. Она молча кивает и принимается добавлять в смесь пахту, предварительно сняв с нее пленку масла. Это занятие требует сосредоточенности, и Марен слегка успокаивается. Масло она заворачивает в чистую тряпицу, которую Кирстен положила специально для этой цели. От запаха сливок ее рот переполняется слюной. В прошлом году у них не было масла, и Марен соскучилась по его вкусу, густому и мягкому.
Она продолжает добавлять пахту, отмеряя ее по чуть-чуть. И вот все готово, пора месить тесто. Месить долго и тщательно, чтобы оно получилось гладким и однородным. Марен наклоняет миску, чтобы Урса видела, что получилось: плотный холмик, похожий на миниатюрную копию пекарского камня, что нагревается в очаге.
Марен посыпает стол мукой и вручает Урсе тяжелую скалку, вырезанную из гладкого, прохладного камня, к которому не липнет тесто. Потом отрывает кусочек теста размером с хорошую горсть, скатывает его в шар, слегка прибивает сверху и кладет перед Урсой.
– Надо его раскатать в тонкую круглую лепешку.
Урса кивает, но как только она приступает к делу, сразу становится ясно, что она никогда в жизни не пекла лепешки. Ее лепешка даже близко не напоминает круг. Но когда Урса поднимает глаза и смотрит на Марен, ища одобрения – ее лоб испачкан в муке, во взгляде читается немой вопрос, – Марен ободряюще ей улыбается и наблюдает, как Урса осторожно несет лепешку к очагу и роняет на нагретый камень. Лепешка ложится не точно посередине, один край свисает над пламенем, и Марен уже знает, что с этого края хлеб подгорит и сам пропечется неравномерно.
– Долго он будет печься? – спрашивает Урса, глядя в очаг.
– Надо дождаться, когда выпарится вся влага и появится хрустящая корочка. Вы за ним последите?
Дав Урсе задание, Марен берется за скалку. Скалка холодная, тепло от рук Урсы уже испарилось. Марен раскатывает все тесто в аккуратные круглые лепешки. Она управляется со скалкой не так ловко, как мама, но все равно получается очень даже неплохо: лепешки ровные по толщине и пестрые из-за вкраплений укропных семян, как те редкие яйца, которые Марен иной раз находила в расщелинах скал на утесах под домом. После шторма она не спускалась на скалы. Наверное, все-таки надо спуститься проверить – птицы, которых не беспокоили больше года, наверняка успели позабыть об опасности, исходящей от людей.