– Да что ж ты раньше молчала!
Докхва внимательно рассматривал страницу, полностью покрытую иероглифами и комментариями к ним. Он читал медленно, от иероглифа к иероглифу, и вдруг его глаза задержались на одном из них.
– Этот означает «слышать». На всякий случай, а то вдруг вы не знаете, – пояснила девушка.
«Было время, когда я думал, что эта жизнь – моя награда, но в конце концов она оказалась моим наказанием.
Я помню все их смерти.
А Бог по-прежнему глух к моим просьбам».
– Бог по-прежнему глух к моим просьбам…
Губы Докхва слегка скривились, он сжал тетрадь в руке. Заметив это, Ынтхак буравила Докхва взглядом, ожидая объяснений.
– Это любовное письмо.
– Любовное письмо?
– Ага. Трагическое признание в любви.
У девушки ком стал в горле, она закусила губу. В хитром взгляде Докхва горели искорки. Глядя в тетрадку, но куда-то между строк, он начал декламировать:
– Через сотню лет, в один прекрасный день…
Не желая слушать дальше, Ынтхак захлопнула тетрадку. Что ж, очень даже может быть. Она уже не раз думала о том, что за девятьсот лет он вполне мог встретить женщину, которую не в силах забыть. И все же теперь, когда она убедилась, что он посвятил этой женщине целое письмо, настроение у нее испортилось окончательно.
Оставив Ынтхак пыхтеть от негодования, Докхва направился в дом Гоблина. У него было поручение – вернуть свиток, который Гоблин оставил мэтру Ю, собираясь уйти в небытие. Юноша уже несколько раз собирался это сделать, но все как-то не складывалось.
До недавнего времени Докхва и не знал, что2 в этом свитке, которым Гоблин так дорожил. Там была изображена женщина. Докхва она показалась благородной и красивой, но он не видел в портрете ничего такого, что могло бы тронуть до слез. Однако когда они вместе с Мрачным Жнецом тайком развернули свиток, у Жнеца из глаз вдруг потекли слезы. Возвращая свиток Гоблину, Докхва рассказал о том, что произошло.
– Он заплакал?
В голосе Гоблина слышалось недоумение, он был неприятно удивлен этим странным известием. Отчего бы ни плакал Жнец, настроение у него испортилось. Сжимая в руке свиток, он тут же пошел в комнату к Жнецу.
– Докхва сказал, что ты плакал. Даже я не плакал. Тебе-то с чего?
Мало того, что Гоблин ни с того ни с сего ворвался к нему комнату, так еще и сразу с порога стал задавать вопросы. Жнец мрачно покосился на Докхва, стоявшего в коридоре. Все ему выложил, значит. Жнец и сам был в полном замешательстве. Слезы потекли из его глаз, когда он увидел Санни, то же самое случилось, когда он увидел портрет. Он даже подумал, не заболел ли какой-то странной болезнью. А может, ему поухаживать за другой девушкой? Может, так получится забыть о Санни? Между ним и Санни явно была какая-то связь.
– Я и сам не знаю, что это было. Уже столько раз думал об этом. Похоже на синдром Стендаля…
[1] Сильно сдавило грудь, эмоции захлестнули. Кстати, кто она, эта девушка на картине?
– Зачем тебе это знать? – нарочито холодно бросил Гоблин.
Жнеца не покидало смутное ощущение, что он вот-вот вспомнит, кто она.
– Да просто… Показалось, что я ее уже где-то видел… – сказал он.
«Видел?!» У Гоблина глаза на лоб полезли.
– Не знаю уж, кого ты там видел, но, вообще-то, она моя сестра.
Докхва и Жнец удивленно уставились на него: они впервые слышали, что у Гоблина была семья. Казалось, он всегда был один, свалился откуда-то с неба, и на тебе – сестра. Хотя, если подумать, когда-то ведь и он был человеком и у него вполне могла быть семья.
– Ты действительно считаешь, что видел ее? Где это было?
– Точно не помню… Она могла быть одной из тех, кого я провожал в иной мир, но я не уверен.
– Она переродилась? Когда?
– Говорю же, это не точно. Просто предположение. Сколько душ я проводил в последний путь за сотни лет, а всех помню. Но тут… У меня нет воспоминаний – только ощущения… Просто вдруг стало невыносимо грустно… Даже сердце заболело.
От одной лишь попытки что-то вспомнить у него защемило сердце.
Жнец еще долго подыскивал правильные слова, чтобы описать свое состояние, но Гоблин уже погрузился в свои мысли и не слушал его. Он не сумел защитить свою сестру. Это одна из его неизлечимых ран.
Обстановка нагнеталась, и Докхва подал голос:
– Слушайте, я знаю! Кажется, я понял! А может, Мрачный Жнец – реинкарнация вашей сестры? Попробуйте сказать «братец».
Мужчины смерили Докхва недобрым взглядом.
Гоблин был разочарован. Надежда найти сестру, едва зародившись, рассыпалась в прах. Они с Докхва ушли, а Жнец остался стоять напротив зеркала. Вот оно как, сестра Гоблина. Ему стало не по себе. Она одна из душ, которых он провожал в загробный мир, или же он знал ее в прошлой жизни? Было странно думать о том, что она может быть связана с его прошлой жизнью. Его воспоминания были полностью стерты. Он помнил себя только с того момента, как стал Мрачным Жнецом.
Недавно он услышал от подчиненного такую историю: один жнец должен был забрать душу покойной, но к нему внезапно вернулись все его воспоминания. Он вспомнил, что эта душа в прошлой жизни была его женой, и сбежал вместе с ней. Жнецами становились те, кто в прошлой жизни совершил страшный грех. Но о своем грехе, как и о прошлой жизни, Мрачный Жнец ничего не помнил.
«Как же тому жнецу удалось вспомнить свою прошлую жизнь?» – задумался вдруг он. Если воспоминания возвращаются, значит, так оно и должно быть, если же нет – такова воля богов. Ему стало ужасно любопытно, с какой целью боги возвращают утраченные воспоминания. Мрачному Жнецу, как и большинству его коллег, наверное, не суждено вспомнить прошлое. Пройдет время, и сомнения вытеснят из его памяти эту девушку и ее портрет.
* * *
Солнце уже начало свой путь к горизонту, небо затянула прозрачная дымка. Переодевшись в удобную домашнюю одежду, Гоблин позвал Жнеца, только что вернувшегося с работы, они вместе сели на террасе и открыли по баночке пива. Сегодня Жнец провожал в последний путь ребенка, еще не испорченного этим миром, и от этого чувствовал себя особенно уставшим. Его тяготили такие непростые задачи, но, увы, приходилось терпеть, ведь таков был путь к искуплению страшного греха, который он совершил в прошлой жизни.
– Как хорошо бывает выпить днем. Особенно когда работа закончена, – пробурчал себе под нос Жнец.
Гоблин пристально посмотрел на него:
– Назови меня братцем.