Просвещение России. Взгляд западников и славянофилов - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Беленчук cтр.№ 27

Далее историк задается вопросом: откуда же у Белинского эти дивные идеи? Отвечает – с Запада: «А на Западе идея о воспитании и образовании прежде всего и больше всего человека (а не гражданина) сделалась господствующей в широких кругах общества со второй половины XVIII в.» ^[180] Он как будто не замечает критики Белинским столпов западной педагогики XVII–XVIII вв. – Джона Локка, например, с его «чистой доской»: «Нет, не белая доска душа младенца, а дерево в зерне, человек в возможности!», а также Руссо, педагогику которого критик называл «фантастикой и романтикой», убивающей энергию действия.

«Среди педагогической тьмы блеснул яркий луч света – было громко заявлено, что сословник, профессионал, чиновник без человека почти ничего не стоит, очень мало, писал П. Ф. Каптерев, – а человек без сословности и профессионализма имеет все права на существование <…>. Но время было настолько глухое, мертвое, реакционное, что идеи Белинского блеснули, но не могли победить окружающей тьмы и были поглощены ею, как будто они и не были заявлены» ^[181].

Действительно, в светской педагогике и не могло быть подобных идей, поскольку сама наука педагогика в России только начала развиваться. Хотя через 10 лет об этом уже писали и Пирогов, и Ушинский, и все славянофилы. А что такое для истории 10 лет!

Зато в церковной среде эти мысли были давно высказаны и сформулированы. Воспитайте прежде всего человека, обучение конкретным знаниям не может быть самоцелью – об этом писали многие святые отцы. Приведем несколько известных примеров:

Свт. Тихон Задонский (еще XVIII в.): «Посему внимайте этому, родители: храните детей своих от соблазнов так, как зеницу глаз ваших, или даже как души свои. Знайте, что вы за них ответ Богу дадите. Он вас за них сильно накажет. Что вы их по-французски, по-немецки, по-итальянски или светским правилам не научите, за то вас Бог не спросит, а за то, что их в добрых нравах не наставите, суда Божия и истязания не избежите <…> Учение без жития доброго не сильно и не полезно» ^[182].

В 1843 г. вышла статья, высоко оцененная как современниками, так и историками педагогики (М. И. Демков, П. Ф. Каптерев), предположительно архиепископа Евсевия «О средствах к сохранению благонравия в детях». «Воспитание не состоит и в сообщении одних только познаний, или в одном приучении к приличному внешнему поведению, но напротив, особенный долг его – так возбуждать и направлять внутренние силы, чтобы человек постепенно укреплялся» ^[183]. То есть речь идет о совершенствовании всего человека, а главное – его воли, умения владеть собой.

Свт. Филарет Московский (современник Белинского) писал: «Самое простое воспитание по правилам истинного благочестия и чистой нравственности может образовать доброго гражданина царству земному, способного и к небесному гражданству. Воспитание же любомудрое (философское, научное. – Л. Б.) бесспорно может более и совершеннее приспособить воспитываемого к достижению разных общеполезных целей. Но без сих правил самое ученое воспитание есть построение благовидного здания без прочного основания» ^[184] (Беседа в день тезоименитства благоверного Государя наследника Цесаревича Великого князя Николая Александровича. 1858 г.).

Свт. Игнатий Брянчанинов в 40–50-е годы писал, наставляя молодых людей в их поисках свободы, о главенстве нравственности: «Юноша! Повторяю тебе совет спасительный: доколе ты находишься в нравственной свободе, избегай злых навыков, как оков и темницы; приобретай навыки добрые, которыми хранится, утверждается, запечатлевается нравственная свобода» ^[185].

То есть эта мысль о главной цели воспитания – воспитании Человека, так сказать, носилась в воздухе и была сформулирована, в том числе и Белинским.

П. Ф. Каптерев указывает, что также и «Хомяков решительно высказывается против предпочтения специально-профессионального образования общему». Он приводит очень важную и всегда актуальную мысль Хомякова: «Внешне бесполезное в практическом отношении учение созидает людей крепких и самомыслящих; учение чисто практическое воспитывает пустых подражателей, повторяющих заграничную болтовню» ^[186]. То есть опять мы видим созвучность педагогических мыслей западников и славянофилов.

Но вернемся к «западноевропейским» истокам мыслителя. Белинский противопоставляет «идеалистическую» и «реальную» точки зрения на человека: первая – человек есть tabula rasa, его судьба зависит от влияния окружающих людей, от увлечений. Вторая, реальная – направление человека зависит от условий жизни, создающих симпатии и антипатии, прежде их разумного осознания. Затем из уже готового направления человек сам создает соответствующие им идеи. «Человек» Белинского все же вырос из отечественной гуманистической традиции.

Свою лепту в искажение гуманистической мысли критика внес и Н. А. Бердяев: «Белинский заложил уже основание русского нигилизма и атеистического социализма, потому что во имя исступленной любви к человеку и человечеству проникся маратовскими чувствами, и готов был уничтожить одну часть человечества, чтобы осчастливить другую ее часть» ^[187]. В чрезмерности этой любви признавался и сам Белинский, но по поводу уничтожения части человечества не говорил никогда!

Советская историография в фальсификации творчества великого критика пошла еще дальше, сделав Белинского материалистом безо всяких на то доказательств. Общим местом стало деление его творчества на идеалистический и материалистический периоды, что отверг Ашевский ^[188]. А. Галактионов и П. Никандров в упомянутой выше «Истории русской философии» писали, что Белинский понимал человека как биологическое существо. По их мнению, к концу жизни Белинский отказался от ранних идеалистических заблуждений. Он стал якобы везде говорить, что «давно уже сами философы согласились, что ничего не может быть в уме, что прежде не было бы в чувствах», и считал, что «общественный прогресс объясняется природой человека, так как именно физико-биологический склад определяет умственную деятельность, движение к истине и уклонения от нее» ^[189]. В этой оценке многое додумано за Белинского. Он действительно считал, что общественный прогресс определяется природой человека, но природу эту видел отнюдь не только в биологии.