Будни советского тыла. Жизнь и труд советских людей в годы Великой Отечественной Войны. 1941–1945 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Зубов, Дмитрий Дегтев cтр.№ 10

Что касается «обращений» и «писем» немецких солдат, то они появились в печати с первых же дней войны. Благо в советских СМИ уже был подобный опыт, только раньше преимущественно рассказывалось о польских летчиках и солдатах, коих «заставили» воевать на стороне Англии, но потом они, мол, добровольно сдались немцам! Одним из первых таких рассказов, которых потом будут сотни и сотни, была заметка от 29 июня под названием «Обращение к немецким летчикам и солдатам четырех немецких летчиков». Любопытно, что материал был основан на реальных событиях. 25 июня в районе Киева приземлился пикирующий бомбардировщик Ju-88A 25-летнего унтер-офицера Ханса Хермана из II./KG54 «Тотенкопф». Весь его экипаж в составе штурмана Ханса Краца, бортрадиста Вильгельма Шмидта и бортстрелка обер-ефрейтора Адольфа Аппеля попал в плен.

Причина вынужденной посадки неизвестна, но по советской версии опытный экипаж специально сел на советской территории, дабы сдаться «Советам». После чего сразу же попросил перо и бумагу, дабы написать воззвание к своим коллегам. Текст «письма» и приводила «Правда». Общая суть его сводилась к тому, что, воюя год в составе II./KG54, летчики постоянно бомбили мирные города и при этом стали задумываться, почему фюрер несет всем народам смерть и разрушение. «Нас часто беспокоила мысль, что из-за кровавой собаки Гитлера от наших бомб погибает много ни в чем не повинных женщин и детей, – говорилось в «письме». – Поэтому мы на сей раз сбросили бомбы так, чтобы они не причинили вреда. Мы уже давно таили мысль бежать от Гитлера и начать мирную жизнь, но мы боялись. Теперь, когда Гитлер объявил войну России, в которой он обязательно потеряет свою голову, мы решили предпринять побег. 25 июня наша группа, руководимая майором Крафтом, полетела в Киев. Мы сбросили свои бомбы в Днепр и приземлились неподалеку от города. Мы были поражены, когда нас окружили вооруженные крестьяне, которые тотчас же взяли нас в плен. Это еще раз убедило нас, что советский народ един, подготовлен к борьбе и победит. Теперь мы в России. Здесь нас хорошо приняли. Братья летчики и солдаты, следуйте нашему примеру. Бросьте убийцу Гитлера и переходите сюда в Россию».

Сразу бросается в глаза, что некоторые фразы из «письма» удивительно, как под копирку, совпадали с приводившимися ранее высказываниями с заводских и сельских митингов! «Кровавая собака Гитлер», «обязательно потеряет свою голову», «советский народ един, подготовлен к борьбе и победит». В общем, настоящие авторы «послания» даже не удосужились придумать для немцев что-нибудь оригинальное.

Между тем замалчивание официальными властями реального положения дел на фронте вполне естественно приводило к распространению различных слухов, которые генерировали настроение населения. Так, 24 июня на Горьковском автозаводе прошел слух о том, что Красная армия уже заняла Варшаву, о чем, мол, в ближайшее время будет объявлено. А кто-то, напротив, рассказал, будто бы Япония объявила войну СССР и уже захватила Хабаровск. Тогда же появились и первые дезертиры «трудового фронта». В Горьковском речном порту в течение двух дней сбежали 11 грузчиков, ранее завербованных в сельской местности. По этому факту руководством порта в чисто советском стиле были проведены беседы и собрания трудового коллектива.

В первые же дни войны были отмечены факты и антисоветских выступлений. Например, 23 июня в селе Никитине Починковского района Горьковской области на одной из улиц неожиданно появился лозунг «Долой Советы!», написанный кистью крупными буквами на слоновой бумаге. На Арвинском спиртзаводе один из плотников заявил: «Лучше буду сидеть в тюрьме, но защищать большевиков не пойду». А в Ждановском районе Горького люди, начавшие рыть в земле щели на случай бомбежки, слышали из соседних домов насмешки такого характера: «Ройте, ройте, голубчики, себе могилки». ^[6]

В другом крупном поволжском городе – Саратове – в первые дни войны были выловлены 40 человек, проводивших «пораженческую агитацию» и «восхвалявших фашистскую Германию и гитлеровский режим». В самом городе одновременно возникли большие очереди за продуктами, а наиболее предусмотрительные граждане центнерами скупали муку, соль, спички и хлеб. Милиция приняла меры в духе времени. Ею были арестованы 74 «скупщика продовольствия», что, впрочем, нисколько не снимало проблему спекуляции, а лишь загоняло ее в подполье и повышало цены. ^[7]

В Советской России дефицит товаров был делом совершенно обыденным и привычным. В стране всегда чего-то не хватало, что-то исчезало с прилавков до того, как к ним подходил покупатель. Причем в провинции дело традиционно обстояло еще хуже. Поэтому создание собственных «стратегических запасов» было делом выживания. Наиболее ценились в этом отношении вышеперечисленные соль и спички, а также сахар. С одной стороны, все это не имело сроков годности, с другой – эти товары всегда можно было продать или обменять. Сахар вообще являлся «стратегическим сырьем», поскольку использовался при изготовлении самогона.

Все эти факты говорили и о том, что, несмотря на массовые репрессии, отсутствие свободы слова и многолетнее неистовство пропаганды, изжить оппозиционные и антисоветские настроения у довольно большой части общества все же не удалось.

В целом все «шло хорошо», пока 3 июля вся страна не услышала из «радиотарелок» полумертвый и трагический голос Сталина. В своем обращении вождь СССР, уже осознавший, что страна, как и в 1812 году, находится на краю гибели, впервые использовал слова «великая» и «отечественная», причем раздельно. В привычном же нам виде это словосочетание впервые было применено в статьях газеты «Правды» и поначалу воспринималось не как термин, а как одно из газетных клише, наряду с другими подобными словосочетаниями: «священная народная война», «священная отечественная, народная война», «победоносная отечественная война» и т. п. Название «Отечественная война» было официально закреплено только 20 мая 1942 года вместе с введением ордена с одноименным названием.

По всей стране тем временем началась мобилизация. Первоначально под нее подпадали военнообязанные 1905–1918 годов рождения, то есть лица в возрасте от 23 до 36 лет. Первым днем явки назначалось 23 июня. Сотни тысяч мужчин и женщин получали повестки, являлись в военкоматы, а потом отправлялись в эшелонах на фронт. Абсолютное большинство из них, призванных первыми, уже никогда не вернутся либо возвратятся калеками. Кстати, в СССР воинская обязанность была именно всеобщей, то есть касалась лиц обоего пола, хотя призывали слабый пол гораздо реже. Грань между миром и войной была незримой, и смену реальности люди восприняли не сразу. Многим казалось, что это всего лишь какой-то маскарад, недоразумение и скоро все разрешится.

Нина Дегтева ^[8] вспоминала: «Конечно, я, девочка четырнадцати лет, не могла себе представить весь ужас разыгравшейся трагедии. Первый раз я это поняла 27 июня, когда из деревни Городищи Больше-Мурашкинского района провожали мужчин в армию. Сильные, рослые, здоровые русские мужики уходили на войну, а у каждого трое, четверо, пятеро детей… Жуткий стон стоял в деревне, ни один современный фильм не передает это, плач детей, жен, матерей. Сбор у колхозной конторы, путь от конторы до конца деревни нельзя передать словами, можно только сказать одно – отчаянье. В конце деревни дети, жены, родные вцепились в близких. Жуткий крик военного помог мужчинам уйти в никуда. Вот в этот день я ощутила страх перед войной».