Джори поверил ей на слово. Больше в пути к ферме Доннера они ни о чем подобном не спорили.
Жестяная кровля особняка Доннеров сверкала на утреннем солнце, как серебро. Дом Джордж Доннер выстроил большой, вдвое больше, чем у Джори. Не в пример дому Джори, его особняк был насвежо выбелен, отмыт, прекрасно ухожен. У парадного крыльца красовался глиняный кувшин с огромным пучком диких астр. Сей знак радушия слегка ободрил Тамсен, а заметив косые взгляды гостей, исполненные зависти пополам с восхищением, она окончательно воспрянула духом.
Джори помог детям сойти с повозки, а Тамсен, внезапно охваченная неуверенностью, остановилась рядом. Из открытых окон слышались приглушенные голоса, стук кресел, расставляемых в большой гостиной для церемонии. Кухарка Джорджа наверняка готовила праздничный завтрак, жарила яйца с беконом, ставила в духовку противни с домашним печеньем, а пышные яблочные пироги, любимое блюдо Джорджа, очевидно, уже остывали в кладовой.
Внезапно дверь распахнулась, и на парадном крыльце появился Джордж Доннер. Рослый, широкоплечий, в парадном черном костюме он выглядел несколько скованно, а взглянув на Тамсен, заморгал от восторга и изумления. Лицо его, особенно взгляд, лучилось добротой, и Тамсен еще раз напомнила самой себе, что в выборе не ошиблась.
– Дорогая… да вы же – просто мечта!
То же самое, что совсем недавно говорил Джори… однако сейчас эти слова казались безжизненным, пустым сотрясением воздуха. Коснувшиеся запястья, губы Доннера дрогнули.
– Я просто не верю своему счастью: как только вы согласились стать мне женой?
За его спиной остановились дочери, Элита с Лиэнн. Мать их умерла, когда обе были совсем малы, и Тамсен предстояло стать даже не первой, второй их мачехой. Неудивительно, что смотрят так сдержанно: матери в их жизни – существа эфемерные, преходящие, а посему и слишком привязываться к ним не стоит.
Элита, старшая, шагнув вперед, вручила Тамсен букет цветов, перевязанный широкой атласной лентой.
– Это вам, мэм, – негромко, едва ли не шепотом сказала она.
Составлен букет оказался довольно странно: цветы, да, но и множество прочих растений – всевозможных трав, даже сорных. Необычный подарок в день свадьбы…
– Девочки сами все это собрали, – пояснил Джордж Доннер, заметив недоумение Тамсен. – Из-за вашего увлечения ботаникой. Помните, вы говорили, что собираетесь когда-нибудь написать книгу о местной флоре, о лекарственных растениях? Услышав об этом, Элита с Лиэнн собрали по образцу каждого из растений, нашедшихся в наших владениях, и составили для вас букет.
Тамсен и позабыла, что рассказывала ему об этой идее. А между тем он, подобно некоторым в Каллахи, не посмеялся над женщиной, вознамерившейся писать научный труд, нет: Джордж мало того что запомнил ее рассказ, но и поделился ее идеей с дочерьми. Для Тамсен это значило куда больше, чем предложение купить ей любое, пусть даже самое роскошное платье.
Не ожидавшая такой теплоты, Тамсен едва не прослезилась, однако сдержала слезы и улыбнулась – вначале Джорджу, а после его дочерям.
– Благодарю вас, девочки. Я тронута таким вниманием.
С этим она приняла поданную Джорджем руку. Рука его была крепка, сильна, но в этот миг Тамсен показалось, будто она воспарила в воздух… или сама обращается воздухом, тает, вот-вот исчезнет.
Набравшись храбрости, она оглянулась на Джори, но брат, присматривавший за детьми, этого не заметил. Тут что-то в ее душе и разбилось на части. Тут Тамсен и поняла одну вещь.
Любовь судьба дарит не каждому.
Опершись на руку Джорджа, она сделала глубокий вдох.
– Не пройти ли нам в дом, мистер Доннер? По-моему, церемонию пора начинать.
Январь 1847 г.
Глава сорок пятая
Все остальные ушли. Она против этого не возражала: держаться вместе надежнее. С рассветом они, взяв только то, что могли унести, отправились к озеру Траки.
Джордж, разумеется, проделать такой путь не мог.
Поэтому Тамсен осталась с ним. Без размышлений, скорее инстинктивно – просто иначе поступить не могла.
Перед нею лежали рядком остатки вяленой говядины. Три полоски, каждая с указательный палец величиной. Каким бы образом растянуть их, чтобы хватило надольше? Может, сварить, сделать из них бульон?
Присев рядом с мужем, она утерла его лоб влажной тряпкой. В чувство он приходил все реже и реже, и никаких иллюзий по поводу его выздоровления Тамсен не питала. Ну не смешно ли: благодаря размозженной, загнившей руке ему не пришлось стать свидетелем самого худшего: глупая, неуклюжая гордость защитила его мягкое сердце…
Однако Тамсен не сдавалась. Теперь она понимала, что это не слабость, это своего рода сострадание, и, хотя никаких надежд на сердечную привязанность к мужу у нее давным-давно не осталось, Тамсен чувствовала: возможно, цель всей ее жизни с самого начала состояла в том, чтоб, наблюдая его медленное угасание, ощутить в полной мере постепенную, неотвратимую смерть человека, которого не позволяла себе ни полюбить, ни хотя бы понять.
Казалось, смерть Джорджа будет иметь некий особый, определенный смысл. Казалось, держится он только ради нее, совершая (пусть ненамеренно) этот последний акт доброты, дабы обеспечить ей хоть какую-то цель, хоть какую-то причину для продолжения собственной жизни.
Костры снаружи пылали даже при свете дня, солнце в небе подрагивало, искаженное пеленой дыма, однако из-за деревьев доносился явственный шорох мягких шагов. Один из возниц, Уолт Эррон, на прошлой неделе скончался, и, видимо, стая, почуяв беззащитность Тамсен, осмелела.
Уложив труп Эррона на одеяло, Тамсен отволокла его в лес. Пусть жрут. Возможно, таким образом ей удастся выиграть еще чуточку времени. Как же завидовала она в тот день Джорджу! Бесчувственному, ему не пришлось целую ночь напролет слушать, как стая пирует над телом Эррона, хрустя костями, жутко, влажно чавкая плотью, хищно, довольно урча.
Разбуженный, чтоб хоть немного поесть, от еды Джордж наотрез отказался.
– Я ведь уже говорил: не трать на меня запасы. Зря все это, – пробормотал он, еле ворочая языком.
– Держись, Джордж, – механически отвечала она. – Помощь совсем близка.
– Смерти я не боюсь, – прикрыв глаза, сказал он. – Оставь меня. Веди остальных в лагерь у озера Траки.
Он и не знал, что остальные уже ушли вперед, с пятью сотнями долларов из их сбережений, вложенными Тамсен в руки дочерей. Отпускать дочерей к чужим людям было страшно, но мысли о том, что ждет их в противном случае, казались еще страшнее. По крайней мере, там у девочек появится шанс на спасение.
Однако Джорджу Тамсен не рассказывала о происходящем уже которую неделю. Даже не подозревавший о гибели Эррона и об уходе девочек, он то и дело звал к себе Джеймса Рида либо Чарльза Стэнтона, очевидно, забыв, что оба отделились от обоза давным-давно.