Я промолчал, и он продолжил:
– Я уже хозяину сказал и скоро уеду отсюда.
– Но вы нашли себе другую работу?
– Да… да… Есть у меня кое-что на примете. И вы не беспокойтесь, до тех пор я буду за телятами хорошо смотреть.
И он сдержал слово. С этого дня телята пошли на поправку, и, когда я в последний раз навестил их, было приятно смотреть, как все шестнадцать бойко высовывали мордочки в проход в ожидании корма.
Вскоре Бэзил уехал, но слава «профессора Бэза» ущерба не понесла, и его отъезд порядком огорчил трактирных завсегдатаев. Знакомый скотник так сформулировал общее мнение в разговоре со мной:
– Странный он был, черт его дери, но с ним скучно не бывало. И нравился он всем.
Я кивнул:
– Совершенно согласен. Интересно, где он теперь обосновался?
Мой собеседник засмеялся:
– Этого никто не знает, но сдается мне, что «там и тут, тут и там»!
Я думал, что больше никогда не увижу Бэзила, но ошибся. Как-то под вечер мы с Хелен поехали в Бротон отпраздновать ее день рождения. Столик мы заказали в одном из лучших ресторанов и в самом праздничном настроении оглядывали великолепный зал с колоннами в окружении викторианской роскоши – одно из непреходящих слагаемых присущего Бротону очарования.
Мы редко позволяли себе подобное и наслаждались каждым глотком, но, когда нам подали кофе, я заметил, что Хелен вглядывается в глубину зала у меня за спиной.
– Джим, официант в том конце. Тебе не видно, но, по-моему…
Я обернулся.
– Господи! – воскликнул я. – Да это же Бэзил! – И подвинул стул, чтобы посмотреть еще раз без помех.
Сомнений не оставалось – это был Бэзил, немыслимо элегантный во фраке и белом галстуке. Он порхал вокруг пожилой пары, и я подумал, что его смуглая красота, аристократические манеры и врожденная грация делают его просто идеальным официантом.
Я следил за ним как зачарованный. Вот он наклонил голову таким знакомым мне движением, предлагая даме овощи, улыбаясь и кланяясь, когда она сделала свой выбор. Он что-то говорил, и я словно услышал свободно льющуюся речь, которая так часто забавляла меня в коровнике. Супруги кивали и смеялись, явно подпав под его обаяние. «О чем он им рассказывает? – подумал я. – О своем живописном прошлом?» Да, вероятнее всего!
Кофе в моей чашке остыл, а я все не мог оторвать глаз от Бэзила, и во мне крепло убеждение, что наконец-то он обрел свое призвание. Он грациозно скользил между столиками, балансируя подносом с блюдами так, словно занимался этим всю жизнь, был исполнен приятной непринужденности и обслуживал клиентов с видимым удовольствием. Да, он обрел себя. И я от души пожелал, чтобы в карьере «профессора Бэза» больше не случалось причудливых завихрений.
– Ты к нему подойдешь? – спросила Хелен.
Я поколебался:
– Нет… не стоит.
Покидая ресторан, мы прошли в нескольких шагах от столика, где он все еще занимал седовласую пару. Они смеялись, и тут старик спросил с веселым жестом:
– Кстати, а где с вами все это происходило?
– Да там и тут, – ответил Бэзил. – Тут и там.
День Колема
Колем дружески ткнул меня пальцем в ребра.
– Все-таки, Джим, пошли бы вы со мной как-нибудь утром понаблюдать оленей. Зову вас, зову, а вы никак!
Мы сидели с кружками в уютном уголке «Гуртовщиков». Вокруг царили мир и спокойствие, потому что посетители успели привыкнуть к барсуку. В первое время пойти с Колемом выпить пива значило оказаться в центре возбужденной толпы, ибо с его плеча всегда свисала Мэрилин, притягивая посетителей как магнит. Но теперь дело ограничивалось улыбками и веселыми приветствиями. «Ветеринар с барсуком», как прозвали его фермеры, давно уже стал привычным зрелищем.
Я отхлебнул пива.
– Обязательно, Колем, обязательно. Даю слово.
– Вы так всегда говорите! Давайте прямо завтра, а? – Темные глаза впились в меня, и я почувствовал себя в ловушке.
– Не знаю, право. Завтра у меня весь день расписан.
– Ничего подобного. Дуг Хеселтайн попросил перенести туберкулинизацию, и утро у вас освободилось. Идеальная возможность.
Я не знал, что ответить. Мне хотелось приобщиться к миру природы, в котором Колем чувствовал себя как дома, – все свободное время он бродил по окрестностям Дарроуби, изучал растения, наблюдал повадки зверей и птиц. Но рядом с ним я ощущал себя таким невеждой! Я вырос в Глазго и, хотя влюбился в сельский Йоркшир, отдавал себе отчет, что по-настоящему глубоко узнать флору и фауну можно, только начав с детства. Вот как Зигфрид, вот как мои дети, – они постоянно пытались пополнить мое образование, но я понимал, что истинным знатоком никогда не стану, а уж таким, как Колем, – и подавно. Дикая природа была его коньком, его всепоглощающей страстью.
– Завтра?.. – По мере того как пиво у меня в кружке убывало, исчезали и мои колебания. – А что? Пожалуй, я сумею выбрать время.
– Чудесно! – Мой коллега заказал еще по кружке. – Поедем в Стедфордский лес. Я построил там укрытие.
– Стедфордский лес? Какие же там олени?
Колем загадочно улыбнулся:
– А такие. Их там полно.
– Странно! Я ездил через этот лес тысячу раз, но не замечал никаких признаков, что там живут олени.
– Подождите и завтра увидите не только признаки.
– Ну, будь по-вашему! Когда отправляемся?
Колем потер руки.
– Я заеду за вами в три.
– В три! Так рано?
– Естественно. Мы должны быть на месте до рассвета.
Допивая вторую кружку, я исполнился приятнейших предчувствий. Встать в предрассветной тишине и отправиться в лес постигать его тайны! Да как я мог колебаться?
Однако, когда будильник гаркнул прямо в ухо без четверти три, мной овладели совсем иные чувства. Годы и годы необходимости вскакивать ни свет ни заря зажгли во мне исступленную любовь к моей теплой постели. И вот я по доброй воле покидаю свое уютное гнездышко, чтобы ринуться в холодный мрак и прятаться в лесу удовольствия ради! Нет, я помешался.
Но Колем моего настроения явно не разделял. Он кипел энтузиазмом и даже засмеялся, радостно хлопая меня по плечу.
– Вы будете в восторге, Джим. Я так давно хотел вытащить вас туда!
Стуча зубами, я забрался в его машину. Холод был жуткий, улица казалась черной пещерой. Я притулился на сиденье рядом с Колемом, и он, насвистывая, помчался сквозь тьму.
Колем весело болтал, и было ясно, что он чувствует себя в родной стихии среди темных лугов, когда весь мир спит. Но через несколько миль я обнаружил, что мы едем не туда.