Вечное чудо жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Хэрриот cтр.№ 52

– Колдун вы, мистер Хэрриот! – Лицо старичка просияло. – Сразу мне веселее стало.

Я испытал непривычное горделивое торжество.

– Ну, очень рад, что сумел помочь! – Однако, взглянув на собаку, прильнувшую к коврику, я перестал радоваться. – Если ему станет хуже, позвоните, – сказал я и вышел из домика со скверным предчувствием, что скоро услышу от мистера Чандлера печальное известие. И что-то для меня кончится. Я ведь успел привязаться к старому Дону, одному из самых покладистых пациентов, усердному хвостовиляльщику, которого лечил много лет.

Ждать пришлось недолго. В семь часов вечера три дня спустя зазвонил телефон.

– Чандлер говорит, мистер Хэрриот.

Голос был расстроенный, и я приготовился к худшему.

– Не хочется мне вас беспокоить, мистер Хэрриот, но, может, вы ко мне заглянули бы?

– Ну конечно, мистер Чандлер. Сию же минуту. Я понимаю, как вам тяжело.

– Да уж, худо, дальше некуда. Но я знаю, вы его подправите.

Мне вспомнилась какофония, звучавшая в стетоскопе, и я почувствовал, что обязан сказать правду.

– Мистер Чандлер, четырнадцать лет – срок долгий. Все изнашивается.

– Четырнадцать? Так ему, чертову сыну, и двух нет!

– ДВУХ?! – Неужели у старика в голове помутилось? – Дону еще и двух нет?

– Дону? Да при чем тут Дон? Ему от таблеток очень даже полегчало. А вот телевизор этот треклятый опять не работает, хоть ты что! Может, заглянете починить его, а?

Фермер Уайтхед с сомнением потер подбородок.

– Что-то я в нем не разберусь, – сказал он. – Вроде бы на работника с фермы не очень похож, да и сам говорит, что был школьным учителем, но видно, что в уходе за скотиной разбирается. Ну, я его пока на пробу беру. Привередничать-то мне особо не приходится: найти, кто согласится жить в таком глухом месте, не очень-то легко. Так вы мне скажите, как он вам покажется.

– Обязательно. – Я кивнул. – А он женат?

– Что есть, то есть! – Фермер ухмыльнулся. – И жена, и детей семеро!

– Семеро? Да, семья немаленькая.

– Верно. Я и взял-то его отчасти из-за этого. Ему негде жить, а у нас тут есть хороший дом. Просторный. Он совсем вроде в отчаяние пришел, ну, и мне его жалко стало. – Мистер Уайтхед помолчал и задумчиво посмотрел через двор. – Какой-то он из ряда вон выходящий…

Я направился к двери, а фермер сказал мне вслед:

– И зовут его Бэзил Куртенс. Имечко тоже не из обычных, верно?

В коровнике я с интересом оглядел Бэзила. Лет тридцать пять, решил я. Очень худощавый, смуглый – ну просто испанец. Меня он приветствовал широкой улыбкой.

– Здрасьте! Ох, ну и холодрыга же нынче! На лугу того и гляди легкие отморозишь.

– Вы правы, – ответил я. – Подморозило сильно. – И снова всмотрелся в него.

Говорил он совсем не как школьный учитель. Но в нем чувствовалась бодрая лихость, темные глаза дружески поблескивали, – он мне понравился.

Корова, к которой меня вызвали, прихрамывала на левую заднюю ногу, и, когда я нагнулся и сунул палец в межкопытную щель, она предостерегающе меня лягнула.

– Пожалуйста, подержите ее за голову, – сказал я.

Бэзил изящно наклонил собственную голову в легком поклоне и вошел в стойло. Но он не ухватил корову за рог и не сунул пальцы ей в ноздри, как делается обычно, а обнял ее за шею и прижал голову к груди. Ничего подобного я еще ни разу не видел, но цель, казалось, была достигнута: корова спокойно позволила мне поднять ее ногу. Постукивая по подошве ручкой копытного ножа, я скоро нашел болезненный участок.

– Небольшой абсцесс, – сказал я. – Придется его вскрыть. Удобнее всего будет задрать ей ногу, перекинув веревку вон через ту балку. Вы не принесете веревку?

Вновь легкий наклон головы, изящный поклон, и он пошел по проходу широкими грациозными шагами. Вернувшись, он красиво протянул мне веревку, наклоняясь от бедра, точно портной, демонстрирующий свое изделие.

Я затянул веревку вокруг копыта, перебросил другой конец через балку, Бэзил бодро потянул за нее, и я начал строгать рог.

– Я слышал, вы преподавали в школе? – спросил я, скобля копыто.

– Ага, было такое. И не один год, можете поверить.

– Вот как. А какие предметы вы преподавали?

– То и это, это и то. Я за что ни возьмусь, сделаю, знаете ли.

– Так-так. А где вы преподавали, в какой школе?

– Там и тут, тут и там. На одном месте не засиживаюсь. – Бэзил покачал головой и улыбнулся, словно слова эти вызвали приятные воспоминания.

Он продолжал болтать, пока я работал, и, ничего конкретного не сказав, дал понять, что преподавал и в университетах.

– Читали лекции?

– Во-во! Читал.

Меня обволакивало странное ощущение нереальности, но я все-таки спросил:

– А в каких университетах?

– Ну-у… там и тут, тут и там.

Разговор оборвался, когда из-под ножа брызнул гной – счастливое завершение моих трудов.

– Ну вот, – сказал я. – Теперь все в порядке. Я сделаю ей укол, и дня через два она будет совсем здорова. Но мне нужна вода, чтобы вымыть руки.

Бэзил сделал широкий жест:

– Так идемте в дом. Вымоетесь как следует.

Я пошел за ним к коттеджу, примыкавшему к службам, он распахнул дверь и церемонно проводил меня внутрь.

У стены большой кухни стоял длинный стол, за которым все семейство вкушало субботний обед. Миссис Куртенс, толстая улыбчивая блондинка, приглядывала за оравой пышущих здоровьем детей, которые усердно трудились над полными тарелками. В центре кухни восседал на горшке крепкий малыш и тужился под взрывчатые звуки, сопровождавшие его усилия.

Бэзил обвел рукой эту домашнюю сцену.

– Моя жена и детки, мистер Хэрриот, и все мы очень рады с вами познакомиться.

Он не преувеличивал. Дети расплылись в улыбках и принялись весело кивать под горделивым взглядом отца. Поистине счастливый семейный очаг!

Бэзил подвел меня к раковине, загроможденной до края немытой посудой, которая явно накопилась со вчерашнего дня. Подсунуть руки под кран удалось только после того, как Бэзил освободил для меня небольшое пространство, сдвинув в сторону грязные сковородки и изящными движениями выбрав из мыльницы кусочки застывшего сала и колбасные шкурки.

Пока я мыл руки, малыш решил покинуть свой трон. Бэзил подошел, поднял горшок и с удовлетворением изучил его содержимое. Затем направился к угольной печке у стены, приподнял крышку и опрокинул горшок внутрь. Каждое движение было верхом грациозности.