– Так говорил и мой папа.
Я улыбаюсь, но мне становится немного грустно. Потому что из-за дедушки мне пришлось вспомнить о папе. Дедушке, по всей видимости, тоже грустно. Он так поджимает губы, что на месте рта видна только тоненькая полоска.
– Знаешь что, Ханна? – спрашивает он через несколько секунд. – Как ты посмотришь, если мы сейчас спустимся к бабушке? Наверняка она уже успокоилась и теперь недоумевает, куда мы запропастились. Можем посмотреть детские фотографии твоей мамы.
Я киваю.
– Только вот еще что, Ханна. Прошу тебя, не запирай больше дверь. А еще лучше всегда держи ее чуть приоткрытой, чтобы я знал, что с тобой все хорошо. Ладно? Пообещаешь мне, Ханна?
Я снова киваю.
Дедушка улыбается, сначала мне, а затем глядя на звезды на потолке.
– Ты ведь тоже получила звездочку от стоматолога. Можешь пока подумать, не приклеить ли нам и ее к потолку.
Я мотаю головой.
– Но, дедушка, тогда созвездие будет уже не то.
– Вот как, – говорит дедушка. И добавляет: – Ладно, я ведь только предложил.
* * *
Когда мы с дедушкой спускаемся на первый этаж, бабушка как раз закрывает входную дверь. В прихожей стоит большая коробка.
– Они ушли, – сообщает бабушка, при этом голос у нее веселый. В руке она держит письмо. – Это стояло под дверью.
– Да, – говорит дедушка и берет у нее письмо. – Та женщина поставила. Правда, я думал, она забрала коробку, когда я пнул ее с лестницы…
– А что в ней? – спрашивает бабушка.
– Понятия не имею.
Дедушка надрывает конверт.
– Ага, – произносит он, пробежав глазами письмо. – Это вещи для Ханны и Йонатана. Вот, слушай:
«Многим нашим читателям небезразлична судьба ваших внуков, и они хотят помочь. Мы взяли на себя смелость собрать для вас те вещи, которые нам прислали или принесли прямо в редакцию.
С наилучшими пожеланиями, редакция «Баварского вестника».
– Как мило, – говорит бабушка и отрывает от коробки коричневую клейкую ленту. – Подойди, Ханна. Посмотрим, что здесь.
Я подхожу ближе.
Бабушка принимается доставать вещи из коробки.
– Посмотри, – она показывает мне темно-синий вязаный свитер. – Как думаешь, Йонатану понравится?
– Ему нравится синий цвет. Его любимые штаны тоже синего цвета.
– Ну, значит, он точно обрадуется такому свитеру.
– Очередная партия милостыни, – комментирует дедушка, сминает письмо и добавляет: – Чудесно.
Но по его тону незаметно, что он считает это чудесным.
– Маттиас, – упрекает его бабушка и продолжает доставать из коробки вещи, рассматривать их и складывать в две кучи на полу. – Это и в самом деле мило, тебе не кажется? И вещи в неплохом состоянии… о, Ханна, взгляни! Тут кое-что для тебя. – Она достает платье, белое в цветочек. – Это же совершенно точно твое платье!
Я хочу спросить, откуда она это знает, но не успеваю.
– Надо же! Здесь и игрушки есть! – восклицает бабушка.
Сначала она достает оранжевый экскаватор с черным ковшом, но потом… Я тут же роняю платье и подставляю руки. Бабушка с улыбкой протягивает мне бело-рыжий комочек, после чего поворачивается к дедушке и снова говорит, до чего это мило со стороны читателей. А я что есть сил прижимаю к себе Фройляйн Тинки, и она сразу начинает мурчать.
– Моя маленькая, как я по тебе скучала, – произношу я шепотом и утыкаюсь лицом в мягкую шерстку.
Ясмин
У меня подскакивают внутренности, как бывает, если промахнуться мимо ступеньки. Ключ скрипит в замке, несколько раз проворачивается дверная ручка, и дверь упирается мне в спину. Только заслышав по другую сторону ругань, я подскакиваю и освобождаю проход. Не знаю, сколько я просидела, вжавшись спиной в дверь и подтянув колени, блокируя собственным весом дверь на случай очередного вторжения.
– Что стряслось? – спрашивает Кирстен.
В следующий миг я затаскиваю ее в коридор, отбираю у нее ключ и запираю изнутри на два оборота.
– Ясси?
– Она была здесь!
– Кто?
– Эта Майя. Ну, помнишь, которая поселилась на третьем этаже, в квартире Хильднеров. Ты бы это видела…
Кирстен протяжно вздыхает и стягивает плащ.
– Но теперь-то здесь я, – только и произносит она, и я вспоминаю саму себя. Прежде, когда еще жила с матерью. Когда вот так же считала, что должна быть рядом, хотя чувствовала себя так, будто внутренности наполняются горячим свинцом.
– Я нормально справлялась, пока тебя не было, – говорю я, глядя, как Кирстен вешает плащ в шкаф. Мне не хочется быть для нее обузой, как мама была обузой для меня. – В самом деле. Если ты предпочтешь вернуться к себе, я пойму. К тому же тебе наверняка нужно на работу. Ты нужна в клубе, особенно сейчас, в выходные.
– Я уже поняла, Ясси, – невнятно проговаривает Кирстен, после чего поворачивается ко мне. – Ну так? Что там с Майей с третьего этажа?
Решаюсь не сразу.
– Ясси? – Кирстен касается моей щеки. – Господи, да ты вся горишь, – на ее лице отражается озабоченность. – Ты опять волновалась?
Киваю.
– Майя. Она приносила еду.
Я рассказываю Кирстен о странном поведении Майи, о ее пугающей назойливости. О том, как она сказала: «Очень жаль, Ясмин, но еды здесь только на одну персону», – и как мне хотелось сбежать, спрятаться от этой женщины. Я попятилась из кухни, а она отставила тарелку на стол и двинулась за мной. Не сказать, что Майя преследовала меня, она переступала медленно и осторожно. При этом руки ее были подняты ладонями ко мне.
– Вам нечего бояться, Ясмин. Я знаю, через что вам пришлось пройти. И кажется, что некому вас понять. Это так, Ясмин?
Я оказалась в коридоре, и нужно было решать, двинуться направо, в гостиную, где лежал мобильник и я могла бы позвать на помощь, – или же налево, в спальню, где можно запереться.
– Чувствуешь себя так одиноко, когда никто тебя не понимает, не так ли?
Налево, решила я.
– Что все это значит? Что вам от меня нужно, Майя?
– Хочу выслушать вас, Ясмин.
Я уперлась спиной в обувницу.
– Вам нужно выговориться, Ясмин. Это поможет, поверьте мне.
* * *
Кирстен изумленно качает головой.
– А потом?
– Я убежала в спальню и заперлась. Майя несколько раз постучала и попыталась уговорить меня, чтобы я открыла. Я закричала, чтобы она уходила, или я вызову полицию. А Майя сказала только: «Это вам не поможет». А потом хлопнула дверь. Она ушла.