Я задыхаюсь. Ни о чем больше не думаю, в голове лишь одна мысль: «Прочь отсюда!» Ноги сами приходят в движение. Пересекаю узкую веранду, спотыкаюсь, сбегаю по ступеням. Вокруг кромешная тьма и холодный воздух. На мгновение у меня перехватывает дыхание, легкие словно отказываются вбирать этот странный воздух. Настоящий, свежий воздух.
Я бегу. По заросшему травой участку, где стоит хижина, и к деревьям, растущим у самой его границы. Ветки царапают лицо, я почти ничего не вижу в темноте, под ногами хрустит, громко и сухо. Отмахиваюсь от ветвей, иногда хватаю руками пустоту, спотыкаюсь, падаю. Чувствую боль. Снова поднимаюсь – бежать, бежать дальше, прочь отсюда.
Что это? Кажется, позади хрустнула ветка? Он поднялся, гонится за мной?
Бежать, быстрее!
Бегу, спотыкаюсь, поскальзываюсь, врезаюсь в дерево.
Бежать, не останавливаться!
За спиной слышен хруст.
Впереди, в некотором отдалении, между деревьев… мигает свет?
Два огонька, совсем крошечные, но при этом движутся. Фары автомобиля?
Я бегу на свет – бежать! Только не останавливаться! Дорога, это дорога! Размахиваю руками. Машина, там и в самом деле едет машина! Бегу ей навстречу, продолжаю размахивать руками, машина все ближе, и вот… оглушающий удар. В глазах вспыхивают молнии. Веки дрожат, я лежу на жесткой холодной земле. Ужасно холодно. Краем глаза ловлю движение. Человек. Склонился надо мной. Водитель машины. Голос не сочетается с лицом.
– Фрау Грасс? Фрау Грасс! Только не волнуйтесь, фрау Грасс!
Маттиас
Сон никак не идет. При этом хочется поскорее уснуть, чтобы наступило завтра: новый день, лучше этого. Карин лежит рядом, чуть слышно свистит носом во сне, и то и дело беспокойно ворочается. По крайней мере, она спит, счастливая.
Конечно, я ожидал другого. Когда Ханна после нашего приезда сказала: «Но это вовсе не мой дом, дедушка», – мне как будто рассекли грудную клетку топором и заживо извлекли сердце. Должно быть, она решила, что я отвезу ее обратно в хижину. В первый миг у меня даже пропал дар речи, но Карин сумела сымпровизировать.
– Ты права, Ханна, – сказала она, словно все так и должно быть. – Это наш дом, мой и твоего дедушки. Твоя мама долгое время жила здесь с нами. Вот мы и подумали, что тебе захочется побывать здесь. Хочешь посмотреть ее старую комнату?
– Да. – Ханна кивнула.
Карин взяла ее за руку и повела на второй этаж. Я поплелся за ними на некотором отдалении.
Вообще-то от прежней комнаты Лены осталась одна оболочка. Кровать из сосновой доски, шкаф, стереоустановка, которую мы подарили Лене, как только она открыла для себя музыку, письменный стол и стул. Всё на своих исконных местах. И на потолке над кроватью наклеены звезды, которые светятся в темноте – сентиментальный пережиток со времен младшей школы. Лена тогда сама составила собственные созвездия. «Глупо, если на звезды можно смотреть только ночью и на улице, да, папа? Ведь куда лучше засыпать под звездами, да?» – «Да, Ленхен, все верно», – согласился я и помог ей наклеить звезды на недосягаемой для нее высоте, в то время как Лена давала мне указания.
А вот многочисленные постеры, которыми были оклеены стены, давно отправились в переработку. Фотографии и пробковая доска с пестрой коллекцией моментальных снимков и концертных билетов – все убрано. Как и одежда, висевшая когда-то в шкафу. Карин в своем стремлении устроить здесь комнату для гостей – или хотя бы избавиться от призраков прошлого – обновила комод и постелила новый коврик перед кроватью. И заодно заменила шторы и поставила на подоконник белую орхидею в горшке, за которой теперь ухаживает.
Ханна неуверенно прошла в центр комнаты и огляделась.
– Очень большая. – Вернулась к двери и принялась измерять комнату, приставляя одну стопу к другой, пятка к носку, правую-левую. – Двадцать восемь шажков, – сосчитала она, достигнув противоположной стены.
– Тебе здесь нравится? – спросил я с надеждой, но Ханна лишь пожала плечами.
Я взялся показать ей письменный стол. Пожалуй, в этот момент я был похож на отчаявшегося продавца в магазине мебели, который за весь день так ничего и не продал.
– Посмотри! Замечательное место, чтобы заниматься. И стул очень удобный. Хочешь испробовать? Давай, присядь. А вот здесь, взгляни! Мы уже купили тебе альбом и карандаши, а если хочешь, завтра купим тебе книг. Или Карин, то есть твоя бабушка, посмотрит в подвале; может, в каком-то из ящиков найдутся школьные учебники мамы, и тогда…
– Маттиас, – прервала меня Карин и жестом подозвала к себе. – Дай ей немного освоиться.
Я вздохнул, однако последовал указанию и встал рядом с ней.
– И о чем ты только думал? – прошипела Карин.
Сказать Ханне, что я привезу ее домой, имела она в виду. При этом самым разочарованным остался именно я.
– Звезды, – неожиданно проговорила Ханна.
Она стояла возле кровати, запрокинув голову, и улыбалась. Эта улыбка придала мне уверенности.
– Да. Твоей маме очень хотелось собственное звездное небо, вот мы и обклеили потолок. Карин, выключи свет.
Поскольку в комнате Лены ставни тоже были опущены, стоило щелкнуть выключателем, как зажглись звезды. Целое море неоново-зеленых звезд, больших и маленьких, комет с хвостами и без.
– У нас дома мама тоже сделала мне звездное небо. Только краска от восковых карандашей не светится.
– Мама нарисовала тебе звезды?
Теплое чувство переполнило мое сердце, разверстая грудь вновь сомкнулась. Какой чудесной, любящей матерью оказалась моя Ленхен…
– Да, на кровати Йонатана, с нижней стороны. Когда я лежу в постели, достаточно протянуть руку, и можно коснуться звезд. И они все равно красивые, хоть и не светятся. Зато разных цветов – синие, красные, зеленые… Только желтый плохо видно на досках, но я-то знаю, что они там есть.
– А может, хочешь переночевать сегодня в этой комнате? Под звездами твоей мамы?
Ханна ничего не сказала, но через приоткрытую дверь в комнату проникал свет из коридора, и я увидел, как она кивнула. Я решил уже, что вот он, момент единения, момент, который стянет ненадежные узы. Звезды на потолке, оставленные Леной в качестве символа. Звезды, которые на свой лад, без лишних слов, должны были показать, что теперь это и ее дом тоже.
Но я заблуждался. За ужином Ханна спросила:
– А сколько мне нужно здесь пробыть? Скоро мне можно будет вернуться домой?
Я снова понадеялся на Карин, но в этот раз и она ничего не смогла придумать. Пришлось пробовать самому:
– Ханна, полиция опечатала хижину. Наклеила на дверь ленту, которая означает, что входить внутрь запрещено.
Ханна опустила хлеб с маслом, от которого успела пару раз откусить.