— Один лишь раз, — повторил он, не убирая пальца с открытки. — Семь лет назад. Какая женщина.
Рози кашлянула.
— Как я уже говорила, наша канцелярия… Наверное, не стоило… Но мы…
— Поблагодарите ее от меня, — перебил он с шотландским выговором. — Непременно поблагодарите.
У Рози ком подступил к горлу. Она нехотя кивнула и сказала, что ей пора.
Визит к Адаму Дорси-Джонсу сложился немного иначе. На этот раз Рози направилась к югу от реки, в Стокуэлл, к длинному ряду перестроенных георгианских домов. Тут уже не было открыток с белой камелией, однако открывший Рози дверь мужчина в джинсах и зеленом шерстяном свитере точно так же воспринял ее уверения, будто королева не имеет к ее приходу ни малейшего отношения.
— Разумеется, не имеет, — сказал он. — Вы сами решили приехать, по доброте душевной.
— Можно сказать и так.
— Что ж, спасибо вам большое, помощница личного секретаря, которую я вижу впервые.
— Пожалуйста.
— Вы очень щедры.
Рози подавила улыбку.
Он поставил корзинку на журнальный столик в ломившейся от предметов искусства гостиной и сказал:
— Вы же не думаете, что, раз мой парень бывал в Санкт-Петербурге, значит, я русский шпион?
— Об этом не мне судить, — спокойно ответила Рози.
— И все же… вы привезли корзину.
— Это… от канцелярии.
Тут он усадил ее и рассказал, как два года под его руководством оцифровывали архивы. С воодушевлением вспомнил, как нашел давно утраченные документы короля Георга II, как засиживался до ночи, чтобы успеть в отведенные сроки, как две недели назад пропустил вечеринку по случаю дня рождения своего парня, потому что уехал в Виндзор за сведениями, необходимыми, чтобы завершить работу и отчитаться перед высокопоставленными гостями.
— И мне даже не сказали, в чем меня подозревают, — сокрушался он. — Но по вопросам я догадался, что меня считают агентом не то КГБ, не то ФСБ. Они, похоже, думают, что тот, кто любит русскую литературу, обожает и российское правительство. А ведь я писал диссертацию по Солженицыну. Если хотите знать, через какие мытарства проходили люди, прочитайте “Раковый корпус”. Галерея Джейми специализируется на русской живописи начала двадцатого века, когда Россия задавала тон в абстрактной живописи и авангарде. Революционеры все это ненавидели. Они казнили или выслали из страны практически всех художников, а тем, кто остался, не давали житья. И как после такого любить российское государство? Впрочем, кто знает.
— Все образуется, — заверила Рози, хотя и знала, что не имеет права его обнадеживать. Через двадцать лет, подумала она, историки упомянут обо мне разве что вскользь: наивная статисточка из дворца, которая пожалела шпиона. Но она видела, как ему обидно, что его столь бесцеремонно выгнали, и засомневалась: так ли уж он опасен? — Мне очень жаль, — добавила она.
Адам взглянул на Рози.
— Я верю, что вам правда жаль.
По пути домой, в мертвой пробке на Кромвель-роуд она слушала “Радио 4”. В дневных новостях рассказывали о новых впечатлениях герцога и герцогини Кембриджских об Индии. Рози не верилось, что через пару недель она встретится с ними в замке и, возможно, узнает обо всем из первых уст.
Также в новостях передали, что от передозировки кокаина скончались два аналитика из Сити. Журналистка взволнованно сообщила: “Похоже, клубный наркотик, которым балуются в Сити, превратился в серьезную угрозу. Получается, наркоманы из среднего класса спонсируют торговлю смертельным товаром, от которого массово гибнут жители Южной Америки”.
Дальше Рози не слушала. Журналистка назвала имена жертв: некий Хавьер, тридцати семи лет, сотрудник “Ситибанка”, и двадцатисемилетняя Рейчел Стайлз из небольшой инвестиционной компании “Золотое будущее”.
Имя Рейчел Стайлз и название “Золотое будущее” были знакомы Рози: она видела их в списках гостей, которые ночевали в замке после приема. Тех самых списках, которые дворцовый эконом составил для полиции и которые запросила королева. Рози сразу запомнила это название: очень уж многообещающее.
И вот двадцатисемилетней девушки не стало.
Часть третья
Пояс и путь
Глава 15
— Русский тут ни при чем, — заверил вечером сэр Саймон королеву после того, как Рози сообщила ей о смерти девушки. — Старший инспектор Стронг узнал у детективов из Шепердс-Буш, где и умерла доктор Стайлз, что она страдала от алкоголизма.
— Надо же!
— Сити никого не щадит. Она приняла таблетки, а потом еще кокаин. Скорее всего, ее смерть — несчастный случай. Конечно же, прискорбный.
И он не кривил душой: у сэра Саймона с женой детей не было, но у него была племянница двадцати семи лет. Раньше она тоже работала в Сити, а потом открыла собственное дело и теперь день-деньской трудилась дома за ноутбуком. Молодая красивая женщина, единственная дочь. Сэр Саймон понимал, что, если с нею что-то случится, его брат с женой не перенесут.
— Напомните мне, пожалуйста, зачем она приехала в замок? — спросила королева.
— По приглашению управляющего, — ответил сэр Саймон. — По просьбе Министерства иностранных дел он проводил мероприятие, связанное с внешней разведкой.
— Ах да, тот молодой человек из Джибути.
— Мэм?
— Управляющий представил мне молодого человека, который отлично зарекомендовал себя в Восточной Африке. Хотя я почему-то думала, что мероприятие связано с Китаем. Нужно будет при случае уточнить.
— Да, мэм. Скорее всего, так оно и было, поскольку доктор Стайлз специализировалась на экономике Китая.
— Вот как?
— Она защитила диссертацию по финансированию инфраструктурных проектов в Китае. “Золотое будущее” инвестировало на азиатских биржах. Доктор Стайлз считалась восходящей звездой.
— Вы прекрасно информированы, Саймон.
— Стараюсь, мэм. И еще…
— Да?
— Вы просили комиссара навести справки о родственниках мистера Бродского, узнать, забрали ли тело. Он обратился в российское посольство — нет, тело еще не забрали. В посольстве полагают, что мать мистера Бродского находится в психиатрической лечебнице. Его единокровный брат погиб на учениях, когда служил в армии. В их армии, не в нашей. Об отце нам и так известно: если помните, его не стало, когда мистер Бродский был еще ребенком. Вот вроде и все. Видимо, посольство в конце концов отправит его тело в Россию.
— Спасибо, Саймон.
Она опять расстроилась, подумал он. Что ж, у нее самой сыновья. Подобные разговоры кого хочешь ввергнут в уныние.
— Не расстраивайся, Лилибет, — сказал Филип. — Никто же не умер. Ой…