В тот момент мне было на пять лет больше, чем Марго в ту ночь в клубе. И я уже знала, как мужчины должны относиться ко мне, разговаривать со мной, дотрагиваться до меня, и как это может быть приятно. В шестнадцать Марго еще не с чем было сравнивать, она еще не знала, как на это реагировать. И то, как она впервые столкнулась с обыденным зверством в костюме «реального пацана», навсегда останется в ее — и в моей — жизни.
Воскресным вечером накануне новой учебной недели Марго все-таки написала мне: «Встретимся в репетиционных в обед».
Я отшила Хелен, точно так же как когда-то она отшила Марго, словами о том, что мне необходимо задержаться, и бросилась вверх по лестнице в наше старое убежище. Мы сдержанно поздоровались друг с другом, как какая-то викторианская пара, любящая, но держащаяся в рамках приличий. Гнев и сожаление усиливали ее обычное косноязычие, а у меня на языке вертелись извинения за то, как я обошлась с ней в клубе. Посмотрев на Марго несколько мгновений, я кинулась в ее объятия, и когда почувствовала, как ее руки обнимают меня, расплакалась.
— Мне очень жаль, вот… — всхлипнула я в ее прическу. — Очень, очень жаль. Я такая глупая корова, а ты… а ты…
Крепко обняв меня, Марго сказала, что сильно скучала, и поблагодарила за то, что я вызволила ее из той комнаты. А потом, сидя на продавленном диване, где мы бесчисленное количество раз валялись и хохотали, Марго рассказала мне, что же с ней случилось.
Оказалось, что она пришла в себя в коридоре и почувствовала, что на ней лежит мужчина, и в тот момент ее больше волновал его вес, чем то, что с ней происходило. Она испугалась, что под его тяжестью из нее выйдет весь воздух и она не сможет дышать.
В конце концов мужчину оттащил его друг — тому удалось найти двух девиц, готовых поехать к ним домой. С улыбающимися и слегка поплывшими от выпитого лицами и отзывчивыми телами. К счастью для Марго, они показались насильникам более подходящим вариантом, чем шестнадцатилетняя девчонка, лежащая без сознания на заплеванном полу с разорванной майкой и задранной юбкой.
Один из вышибал помог ей подняться и отвел в кабинет, сказав, что принесет ей воды, но вернулся в сопровождении еще двух мужиков, которых она никогда до этого не видела. Один из них ударил ее, когда она попыталась сбежать. После этого она мешком повалилась на стул и притворилась, что находится в астрале.
В тот день мы вновь стали подругами — это произошло на том самом чердаке, который был нашим вот уже многие годы.
— Но… — сказала Марго негромко, но твердо после того, как я согласилась сообщить Хелен о возобновлении нашей дружбы, не касаясь всего остального. — Но… Я не хочу, чтобы она была с нами.
С этим было трудно не согласиться. Все, что связывало меня с Хелен — ее гламурность, бунтарство, умение утонченно интриговать, — теперь было поставлено под сомнение, потому что мы с Марго узнали всему этому цену. Черствость, страх и мерзость. Хелен оказалась ничуть не взрослее нас. А я опять хотела вернуться в мир, в котором школьницы — охраняемый вид, а не добыча.
— Обещаю, — заверила я Марго. — Я объясню ей, что она нарушила порядок. Нас с тобой слишком многое связывает, и Хелен должна это понять.
* * *
Хелен мы нашли сидящей на пороге одного из математических классов, в наушниках и жующей жвачку.
Я только успела начать свою декларацию, как она прервала меня и осмотрела Марго, стоявшую рядом, — при этом на ее лице промелькнул весь спектр эмоций, начиная с отвращения и кончая полным безразличием.
— Только не говори мне, что она опять вместе с нами, тень твоя несчастная… Попадает в переплет, потому что не может в него не попасть, и вдруг вновь становится интересной? Как трогательно…
— Да ладно тебе, Хелен, — попыталась возразить я. — Мы с Марго…
— Да, и ты от нее недалеко ушла! — взорвалась Хелен. — С этой твоей прической библиотекарши и вечными подвываниями: «Ой, Хелен, какая же ты взрослая!», «Ой, я не могу задерживаться, Ма меня убьет!».
То, как она издевалась над моими кудряшками и моим местным акцентом, очень сильно оскорбило меня. Я знала ее отношение к людям, живущим в нашем районе, и теперь пришла в ужас, поняв, что она думает обо мне в действительности. Марго, стоявшая рядом, съежилась — Хелен не удосужилась даже встать, чтобы размазать нас по стене.
— Боже, да что же вы за парочка никчемушных лузеров?! — рявкнула Хелен. — Есть ли в этой школе хоть один нормальный человек?!
Она жестом велела нам уходить, и этот жест кое-что мне напомнил. Так же вышибала «пригласил» Марго встать со стула. Хелен воткнула наушники в уши и, сжав зубы, отвернулась. Мы ее больше не интересовали.
А я полагала, что новенькая, по крайней мере, захочет восстановить наше триединство… И уже мысленно представляла себе, как после уроков буду следить за их игрой в словесный теннис, где каждая будет пытаться подать навылет. А вместо этого, поняла я с огромным облегчением, Хелен предпочла кинуть подруг, хотя я до сих пор не могла прийти в себя от того, с каким ядом она нас всех охарактеризовала.
Меня всю трясло, когда я думала о том, что Хелен держала меня за деревенщину, хотя я и наслаждалась жизнью в ее компании. Какой же удобной идиоткой оказалась я для новенькой, согласившись предать свою старинную подругу по первому требованию и — теперь я это хорошо понимала — просто для удовольствия Хелен…
У меня было гораздо меньше причин не любить ее, чем у Марго, но сейчас я сгорала от стыда из-за того, что позволила так легко обдурить себя. Я знала, что теперь уже никогда не прощу ее за то, что она с такой надменностью относилась ко мне, за то, что чуть не уничтожила мою едва проклюнувшуюся уверенность в себе. От любви я очень легко перешла к ненависти.
Позже Хелен стала говорить всем, что не хочет иметь с нами дело. Что мы долбанутые. Пара сопливых детишек, которые не знают, как веселиться по-настоящему, не умеют быть крутыми, не умеют пить — и начисто лишены умения быть своим в доску. Репутации в школе ничего не значили, так что наши одноклассники с удовольствием ее слушали.
Самым обидным было не то, что она сочиняла дешевые лесбийские байки, а то, что раструбила о наших, доверенных ей по секрету, амбициях и мечтаниях, выходивших далеко за периметр школьной ограды, о робких надеждах, над которыми с такой радостью издевались те, у кого таких устремлений не было и в помине. Раньше мы с Марго сами высмеивали их и всегда брали над ними верх, а теперь уже над нами издевались вполне открыто.
Мы все больше и больше времени проводили в репетиционных. Эти комнаты с низкими потолками теперь напоминали блиндаж, где мы прятались от артиллерийских обстрелов одноклассников — мы смотрели на них с балкона, как из траншеи. Здесь мы могли расслабиться, не чувствуя на себе презрительного взгляда Хелен. Мы располагались на досках музыкальной галереи и наблюдали за жизнью школы, разворачивавшейся под нами.
Вот Бобби Дэвис плюхает гороховое пюре на волосы приятеля. А вот Мэнди Элтон показывает средний палец учительнице у нее за спиной. Ну и, конечно, Хелен, от которой на нас веяло холодом всякий раз, когда мы оказывались в непосредственной близости от нее. Отсюда она выглядела одинокой и печальной — маленькая девочка с книгой в руках и с вечными наушниками, быстро поглощающая бутерброд.