Они обсуждали далекие страны, где происходили ужасные вещи, а я, давно не интересующаяся заголовками, могла только кивать в притворном возмущении. Они были гражданами мира, эти трое активных представителей человечества, занимавших места на моих только что перетянутых винтажных стульях в столовой. А для меня самым дальним местом, которое я в те дни посещала, стало кафе в двух кварталах от нашего дома. От того, что сидела, практически не принимая участие в беседе, я ощущала себя жалкой, но оставить их, сославшись на усталость и завтрашние дела, было еще хуже. Мэгги выглядела вполне готовой использовать мою слабину дома, как она воспользовалась ею на работе.
Неожиданно я почувствовала к Мэгги такую ненависть, что мне даже стало грустно. Способности заместительницы заводить друзей и очаровывать окружающих, обвинения Винни, ее возможная оценка и осуждение, превращались в моем сознании в доказательства моей собственной эгоистичности и ущербности характера. Гордость, самолюбование, невнимание — все это превращалось в постоянное чувство вины, и я таскала его за собой, как коляску Лайлы. Оно же напоминало мне о причинах, по которым меня никогда не выбирали, никогда не называли «№ 1», всегда держали на расстоянии. То есть обо всем, что привело к случившемуся в школе.
Я продолжала изучать жизнь Мэгги в Сети — новые завтраки, новые селфи, новые туфли… Смотрела и пересматривала видео Мэгги, танцующей вместе с Холли и Аммой перед стеной из голубых шаров на какой-то вечеринке, подобной тем, что я прекратила посещать, встретив Ника, потому как на них обычно полно офисного молодняка, вечно недовольного своей работой. В то время я уже была фешен-редактором в «От», и все, что мне хотелось, так это поуютнее устроиться на диване рядом с новым ухажером.
В самом начале Винни сходила со мной на парочку таких модных сборищ. Вместе мы придумывали костюмы, которые, на наш взгляд, должны были произвести впечатление: дешевый винтаж, застиранные обноски, древние футболки, разорванные в нескольких местах и модифицированные. Проходили мы по приглашениям, присланным на имя совсем других людей, руководства «От»: оно, я была в этом уверена, никогда их не использовало. Эти люди были старыми и ленивыми — у них имелись дети, или же какие-то другие немыслимые причины отказываться от десятков приглашений на интереснейшие мероприятия, доставлявшихся им прямо на стол.
Они были такими же, как я сейчас, — им, черт побери, просто не хотелось идти. Но и Винни права — я никогда не была на подобных мероприятиях своей.
Вернувшись к страничке Мэгги, я задержалась на фото, где она была в розовом варианте блестящего синего свитера, заказанного мной в Париже во время беременности. В нем я была на той вечеринке. Почувствовав некоторое раздражение, я ощутила и некое самодовольное превосходство: даже сейчас Мэгги старалась подражать мне. Чуть не закипела, когда увидела стилизованное фото обезжиренного латте в фаянсовой чашке рядом с полевыми цветами в молочной бутылке, поняла, что оно сделано в новой кофейне недалеко от нашего дома, и прочитала подпись: «В предместьях тоже делают неплохой кофе!».
Насмехаешься над моей жизнью, пытаясь при этом влезть в мою шкуру?
Однажды ночью, когда после кормления Лайла крепко заснула, включился экран телефона, лежавшего у меня на колене. Я заметила новый материал на странице «От» с фото блестящего розового свитера и заголовком: «Блеск не только для вечера!». И чуть не задохнулась от возмущения.
Не пойму, что злит меня больше — то, что она украла мою идею, или то, что она украла мою идею, высказанную мною в виде шутки?
Под материалом был всего один комментарий — никто никогда не комментирует материалы на официальной странице — под ником HelenKnows: «Да здравствует Мэгги Бичер! Будем надеяться, зануда Марго никогда не вернется».
Я попыталась выкинуть все это из головы.
В конце января закончилась первая половина моего декрета, и я уже была убита горем из-за того, что когда-нибудь мне придется расстаться с Лайлой. Время утекало как песок между пальцами, а Мэгги использовала его, чтобы укрепить свои позиции.
На следующий день я написала Мофф. Всего одну фразу: «Как дела?», как будто я прочищала горло на собрании, чтобы остальные не забыли о моем присутствии. И была раздавлена, когда через три дня получила ответ: «Все отлично! Не беспокойся о нас. Мэгги очень классная!»
Я бросила телефон на ковер в гостиной, рядом с тем местом, где лежала Лайла, и заплакала так громко и так горько, что дочь через какое-то время прекратила играть погремушками над головой и посмотрела на маму широко открытыми и обеспокоенными глазками.
— Со мной все в порядке, солнце мое, — всхлипнула я, крепко обнимая дочь, и уткнулась лицом в ее нежную младенческую кожу на шейке. И тут заметила на комоде новый номер «От», все еще запакованный.
Раньше я знала, что написано на каждой странице!
А сейчас даже не представляла, кто попал на обложку.
* * *
Мофф редко когда находила в толпе подчиненных, которых воспринимала как требующих муштры профанов, кого-то, кто, по ее мнению, оказывался достаточно привлекателен, чтобы удостоиться фото на обложке. Босс — откровенная бьюти-наци и не стыдится высочайших стандартов, сделавших журнал одним из самых престижных в мире моды.
После моих первых съемок в журнале Мофф ни с того ни с сего вдруг успокоила меня, сказав, что попросила сделать мои щеки более впалыми в фотошопе. А когда я увидела первые отпечатки, то заметила, что исчез также жирок под подбородком и на бедрах, а веки оказались слегка приподнятыми. Это свидетельствовало о том, что Мофф не рассматривала меня как кандидата на обложку, даже если б я сама имела наглость считать себя таковым.
Лицо, которое смотрело на читателя с глянца нынешнего номера, не было обычным загорелым лицом голливудской актрисы или физиономией очередной молодежной поп-звезды. Скажу больше — мне понадобилось несколько мгновений, чтобы узнать его и провести параллель между женщиной, всего неделю назад сидевшей за моим обеденным столом и кормившей Лайлу хлебной корочкой, и особой на фотографии с выставленным вперед бедром, приподнятыми бровями и бюстом, затянутым в тесную кольчугу из золотых колец — символом гламура, блеска, утонченности и жизненного успеха.
Звездой с обложки мечтает стать каждая…
«ОДИНОЧКИ РУЛЯТ! — гласил заголовок. — ПОЧЕМУ МНЕ НЕ НУЖЕН РЕБЕНОК, ЧТОБЫ НАСЛАЖДАТЬСЯ ЖИЗНЬЮ».
Неожиданно показалось, что я падаю в глубокую яму, образовавшуюся где-то внутри меня. Пульс стучал в висках, все вокруг расплывалось. Глаза наполнились слезами зависти и гнева. Если это не прямой выпад в мою сторону, то что же тогда? Ведь Мэгги прямым текстом сообщает мне, что победила: красивая, уверенная в себе, стройная, молодо выглядящая и, главное, бездетная, — то есть именно такая, какой и должен быть фешен-редактор. Такая, какой хотела видеть фешен-редактора Мофф. Именно те качества, что она искала в сотрудниках — ей не нужны были отвислые животы и мимические морщины, — и теперь Мофф стала покровительницей Мэгги, а не моей.