Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации (c 1470 года до наших дней) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Плохий cтр.№ 96

Где начинается Россия и где она заканчивается? И кто составляет русский народ? Эти вопросы столетиями волновали русских мыслителей. В 1991 году в результате распада Советского Союза они превратились в “большой русский вопрос”, ставший проблемой мирового масштаба: каким должно быть отношение нового российского государства к ее прежним имперским владениям, ныне ставшим независимыми государствами, а также к русским и русскоязычным анклавам, бывшим частью этих республик?

Нынешний русско-украинский конфликт – это лишь самый недавний из многих виражей русской политики в отношении бывших окраин. Он проистекает из представления российских элит о себе и своих восточнославянских соседях как о частях общего исторического и культурного пространства, а в окончательном итоге – и единого народа. Конфликт повторяет многие темы, бывшие в центре политических и культурных отношений в регионе в течение предшествовавших пяти столетий. В их числе – статус России как великой державы и ее влияние за пределами ее границ; сохраняющееся влияние религии, особенно православия, в определении русской идентичности и в проведении политики за рубежом; и последнее, но не менее важное – значение языка и культуры как инструментов государственной политики в регионе. Не менее важно другое: конфликт напомнил миру, что формирование современной российской нации все еще далеко от завершения.

Крах СССР и неспособность России сохранить контроль над постсоветским пространством ни через СНГ, ни с помощью более гибкого проекта “либеральной империи” – сферы влияния, управляемой посредством экономических рычагов и культурных связей, – создало непосредственный геополитический контекст, в котором российская власть попыталась сохранить свое доминируещее положение в регионе при помощи военной силы. Но почему русские решили сражаться на Украине против тех, кого Владимир Путин не раз называл частью единого с ними народа?

Сегодня Украина – центр нового “русского вопроса”. Из-за ее величины, расположения и, самое важное, исторических и культурных связей с Россией Украина играла, играет и, вероятно, еще какое-то время будет играть ключевую роль в том, как русские элиты представляют свою идентичность и судьбу. Станет ли Россия современным национальным государством или останется усеченной империей, вовлекаемой в новые конфликты, вызываемые фантомными болями из-за утраченных земель и минувшей славы? Подъем России как нации и империи тесно связан с Украиной не только из-за русской исторической мифологии. На эту связь указывают и хроника территориальной экспансии в Восточную и Центральную Европу. Переформулирование русской идентичности по лекалам идей, впервые выраженных европейскими мыслителями раннего Нового времени, произошло благодаря киевским литераторам, которые донесли эти идеи до московской элиты.

Украина и украинцы были в центре поисков Московией/Россией своей идентичности с XVII века, с тех самых пор, как киевские монахи в киевском “Синопсисе” выдвинули идею общей “славеноросской” государственности и народности. Эта роль оставалась центральной и в XVIII веке, когда лучшие умы Санкт-Петербурга развивали русский имперский проект, и в XIX столетии, когда империя боролась за политическое и культурное влияние с польскими повстанцами, и, наконец, в XX веке, когда формировался Советский Союз с Украиной как ключевым элементом. Все представления об империи, о статусе сверхдержавы и о государственности были тесно связаны с местом Украины как особой, но неотъемлемой части России. С давних времен многие и в Кремле, и за его пределами расценивали возможный выход Украины из русской зоны влияния как нападение на саму Россию.

По этой логике уход Украины положит конец имперским амбициям Москвы на постсоветском пространстве. “Без Украины Россия перестает быть империей, с Украиной же, подкупленной, а затем и подчиненной, Россия автоматически становится империей”¹, – писал Збигнев Бжезинский в статье для Foreign Affairs в 1994 году, спустя несколько лет после распада Советского Союза. Бжезинский повысил ставки Запада в еще только предполагавшемся русско-украинском конфликте, сказав, что “Россия может быть или империей, или демократией, но она не может быть и тем, и другим”². Примерно в то же время Эдвард Льюис Кинан, ведущий гарвардский специалист по истории России, предположил, что если крушение СССР на самом деле ознаменовало распад Российской империи, тогда оно неминуемо приведет к русско-украинской войне. Двадцать лет спустя эта война разразилась – и связь между распадом Советского Союза и крахом русской империи стала очевидна всему миру.

Уход Украины разрушит и модель русской национальной идентичности, в которой украинцы все еще воспринимаются как часть единого русского народа. Постсоветскую русскую идентичность, вероятно, лучше всего представить как ряд концентрических кругов. В их центре – суть русской этнической идентичности, ее ядро. Первый круг, самый близкий к ядру, связан с русской политической идентичностью, основанной на российском гражданстве; следующий – с восточнославянской идентичностью, а последний, внешний круг охватывает всех прочих принадлежащих к русской культуре – носителей русского языка по всему миру. Многие сторонники Русского мира, получившего поддержку и от российского государства, и от Русской православной церкви, определяют русских как носителей русского языка и культуры – независимо от их происхождения или гражданства. От позиции украинцев, как центрального элемента восточнославянского круга, зависит, будет ли функционировать постсоветская русская идентичность как межнациональный феномен или нет. Эта идентичность “большой русской нации”, имперская в своих истоках и главных чертах, угрожает стабильности всего восточноевропейского региона – от Молдовы, где Москва поддерживает сепаратистскую республику Приднестровье, до Латвии и Эстонии, членов ЕС и НАТО со значительной долей русскоязычного населения.

Аннексия Крыма и война в Донбассе объединили русских государственников и русских националистов и в правительстве, и вне его. Кроме того, они подняли моральный дух обеих групп в то время, когда ностальгия по былому советскому и восточнославянскому единству в России и других постсоветских государствах пошла на убыль. Российские власти достаточно успешно мобилизовали в свою поддержку население Крыма – преимущественно этнически русское, но эффект от русской пропаганды на русскоязычные, но преимущественно этнически украинские области Восточной и Южной Украины был по большей части смешанным. Идею панрусизма принесли на Украину вооруженные ополченцы – и они же принесли и модель авторитарного правления, концепцию народа, спаянного единством этноса, языка и религии. Но на такое предложение редко когда был спрос в исторически мультикультурном и полиэтническом восточноевропейском пограничье. В итоге Россия преуспела в присоединении или дестабилизации тех областей, где большинство или множество людей считали себя этнически русскими, – но потерпела поражение в тех областях с преобладающей русской культурой, но где большая часть населения этнически и политически ассоциировала себя с Украиной.

Еще до конца не ясно, какими окажутся долгосрочные последствия конфликта и его влияние на нациестроительство в регионе. Но он, вопреки желаниям творцов, ускорил распад большого единого историко-культурного пространства, в котором культурно господствовала Россия, и усилил модель этнической идентичности и государственности по обе стороны от линии фронта. Российские власти решили аннексировать лишь территорию, на которой преобладало этнически русское население (Крым). Но план сделать юго-восточные области Украины, населенные в основном этническими украинцами, говорившими на русском языке, зависимыми от России, остался нереализованным. Россия отказалась рассматривать сценарий аннексии Донбасса, в дестабилизации которого приняла участие. Кремль счел, что этнически русские жители полуострова, не примыкающего к России, подходят для присоединения, а русскоязычному населению приграничных территорий в этой чести следует отказать.