– Выходи через парадную дверь, – сказала Одесса, – не дай им тебя увидеть.
Индия прокралась через дом, держа сковородку за спиной, и вышла через парадную дверь дома Сэвиджей. Лагуна Сэнт-Эльмо была похожа на слепящее зеркало в раме из слепящего песка. Убедившись, что на веранде дома МакКрэев никого нет, Индия побежала по краю лагуны до конца косы. Третий дом смотрел на нее сверху вниз с вершины дюны.
Она полностью погрузила сковороду в дюну, затем вытащила ее, полную песка, и разровняла верхушку. Песок был абсолютно чист и абсолютно бел: без темных песчинок, без примесей, насекомых, веточек или кусочков ракушек. А еще – невероятно тяжелый.
Она медленно вернулась к дому, все время следя за сковородкой, стараясь не просыпать ничего из того, что набрала. Ей казалось, что за ней наблюдают из третьего дома; не глядя, она даже могла сказать, откуда именно: из бокового окна правой задней спальни. Она не осмелилась поднять глаз, уверенная, что увидит Марту-Энн – или то, что выдавало себя за утонувшую девочку.
Одесса указала на стол, и Индия поставила туда сковороду. Одесса вынула из кармана платья конверт с маркой, которому было по меньшей мере лет двадцать, и приоткрыла разрез, чтобы Индия заглянула внутрь. Там были семена. Она высыпала их в сложенные ладони Индии.
– В песке нельзя ничего сажать, – сказала Индия. – Просто ничего не вырастет. Там нет питательных веществ. Вода проходит сквозь него, то есть…
Взгляд Одессы заставил ее замолчать, и Индия высыпала семена на поверхность песка.
– Их нужно прикапывать? – смиренно спросила она.
Одесса покачала головой. Она встала и достала из ящика нож для чистки овощей. Держа левую руку над сковородой, она надрезала себе большой палец. Густая красная кровь брызнула из верхней фаланги и закапала на песок. Не обращая внимания на протесты Индии, Одесса методично смачивала семена. Кровь быстро впитывалась в песок, оставляя лишь тонкую коричневую корку.
Часть песка она оставила нетронутой. Одесса зажала рукой порезанный палец, чтобы остановить кровотечение, и пристально посмотрела на Индию.
– Вот, – тихо сказала та, выставив большой палец над нетронутым белым песком, – только сделай все сама, я слишком слабонервная.
Одесса надрезала палец девочки и направила капающую кровь на песок.
– Ничего не произойдет, – заявила Индия. – Мы обе не в своем уме, если таким занимаемся.
– Иди и наклей пластырь на ранку, – сказала Одесса, убирая ее руку. – А потом возвращайся сюда. Меня не волнует, насколько тут жарко, нам с тобой сегодня нужно кое-что испечь.
Одессе нужно было подготовить простое тесто для белого хлеба, и она так беззаботно взялась за дело, словно пыталась убедить Индию, будто оно не имеет никакого отношения к старой сковородке, песку, семенам и крови. В полдень Большая Барбара, Люкер, Ли и Дофин гурьбой вышли из дома МакКрэев, чтобы пообедать гамбургерами, и только горелки на плите делали кухню почти невыносимой.
После обеда Индия заявила, что останется и поможет Одессе с посудой. Когда все ушли, Одесса достала миску с тестом, которое всего за полтора часа увеличилось почти втрое. Она отдала Индии замешивать его и сказала, что должно пройти четверть часа, и ни минутой меньше.
– Одесса, я просто не понимаю, как можно думать о розжиге духовки в такую погоду. Просто невозможно…
Из кладовой Одесса достала сковороду. Семена взошли, выросли, растения отцвели и дали плоды – и все это в течение двух часов. На форме для выпечки раскинулось целое поле с ростками, похожими на пшеницу: правда, бледно-зелеными и болезненными, но с каждого стебля свисал ряд маленьких черных семян, точно таких же, какие Индия видела в конверте.
Индия подбежала посмотреть, но Одесса велела вернуться обратно.
– Не останавливайся! – крикнула она. – Продолжай!
Индия вернулась к замешиванию и все повторяла себе под нос: «Я не верю, я не верю!»
Одесса сидела за столом и терпеливо собирала этот аномальный урожай, осторожно обдирая ростки и высыпая семена в миску.
Она закончила прежде, чем Индия справилась с замешиванием теста.
– Дай взглянуть на эти растения, – попросила Индия. – Что это такое? Как называется?
Одесса подошла к черному ходу, распахнула его ногой и высыпала из сковороды песок и отслужившие свое растения. Вернувшись к столу, она сунула горсть семян обратно в тот же конверт, а остальные рассыпала по листу бумаги для выпечки. Она зажгла духовку и положила их туда на десять минут.
В кухне стало настолько жарко, что они с Индией были вынуждены выйти. Пот лил ручьями с обеих и стекал на пол столовой, где те стояли в полном молчании.
В тот вечер на ужин, вместе со стейком из филейной части, крабами и фасолью на гарнир, Одесса подавала домашние булочки.
– Одесса, – воскликнула Большая Барбара, – вы с Индией совсем из ума выжили – заниматься выпечкой на этой кухне! Но они такие восхитительные, я не стану слишком жаловаться, потому что нет ничего в мире, что мне нравится больше, чем булочка с маком.
– Их две дюжины, – сказала Одесса, взглянув на Индию, – по четыре штучки на каждого. Мы с Индией очень расстроимся, если вы их все не съедите.
Индия знала, что на булочках совсем не мак, но ничего не сказала. В угасающем свете дня, когда никто не видел, она склонилась у задней двери дома Сэвиджей и осмотрела содержимое сковороды там, где Одесса ее вытряхнула. Засохшая кровь свернулась в черные хлопья, а скороспелый урожай уже почернел и сгнил.
Подошла Одесса и встала за дверной сеткой. Индия взглянула на нее.
– Теперь мы защищены? – спросила она.
– Мы сделали все, что могли, – сказала Одесса и удалилась.
Глава 19
Утро накануне отъезда в Мобил выдалось самым жарким. Солнце палило из всех сил. Они проснулись – вернее, встали, потому что никто не спал, – с уверенностью, что это должен быть худший день из всех, что они пережили. Прилив медленно отступал, и лагуна Сэнт-Эльмо, казалось, плотно прижалась ко дну. Воздух отяжелел от влаги, которой было пропитано всё, кроме белого песка.
Завтрак был безнадежной формальностью; никто не мог думать о еде, а кофе пили со льдом. Все надеялись на приятный последний день, но жара была настолько невыносимой, что у них не хватало даже сил на то, чтобы испытать разочарование. Они просто страдали.
Никто не разговаривал. Большая Барбара и Ли качались на веранде дома Сэвиджей, который находился дальше всех от солнца, и непрерывно обмахивались веером. Индия томилась на подоконнике в своей комнате, делая пару стежков в минуту и отмахиваясь от тюлевых занавесок, которые то и дело задувало ей в лицо. Дофин и Люкер сидели в гостиной МакКрэев, пили чай со льдом и собирали пазл, изображающий высадку на луну. Одесса не спеша застилала кровати в двух домах. Но никто не говорил ни слова: нестерпимая жара лишила их дара речи.