Каллеос, которая меня, видимо, даже не слушала, вдруг сказала:
– Но у тебя-то память не отшибло, Пиндар. И у тебя тоже, милочка. Так что лучше вы нам все расскажите.
И Пиндар с Ио рассказали, как мы повстречались с тем чернокожим божеством. Я еще помнил, что примерно то же самое только что прочитал в своих записях, так что не стану приводить здесь их рассказ. Я был даже рад, что рассказывать попросили их, ибо я был голоден и получил возможность спокойно поесть.
Они все еще рассказывали, а я уже доел свою кашу и впился зубами в сочное яблоко. Тут в дверь постучали, и я пошел открывать.
На пороге стояла хорошенькая женщина с красивыми синими глазами, более темными, чем у Каллеос.
– Здравствуй, Латро, – сказала она. – Помнишь меня?
Я покачал головой.
– Я Гилаейра, мы с тобой старые друзья. Можно мне войти в дом?
Я отступил в сторону, пропуская ее, и сказал, что успел уже прочитать о ней с утра в своей книге.
Она улыбнулась:
– Держу пари, ты не прочитал там вот о чем: ты стал еще красивее, чем прежде, и это чистая правда! По словам Гиперида, этот дом полон женщин.
Неужели они оставят тебя в покое? А Пиндара ты помнишь?
– Да, – сказал я. – Он сейчас завтракает. По-моему, Каллеос и тебя с удовольствием пригласит к столу, если ты сама захочешь, конечно.
– С радостью приму ее приглашение. Я ведь пришла пешком из Пирея, а это не так уж и близко.
Мы прошли во внутренний дворик, и я спросил у Каллеос:
– Нельзя ли Гилаейре позавтракать с нами вместе?
– Ну разумеется! – воскликнула Каллеос. – Дорогая, мне следовало представиться тебе еще на "Европе", я очень сожалею, что не сделала этого.
Садись со мною рядом – подвинься-ка, Элеонора, – и не стесняйся. Ах, я должна была конечно же еще вчера предложить тебе свою помощь, но я почему-то считала тебя супругой этого Пинфита, то есть Пиндара… Как же ты добралась сюда?
– Пешком, госпожа моя, – ответила Гилаейра. – Гиперид предупредил меня, что здесь не разрешено женщинам выходить из дому без сопровождения, но Ио куда-то пропала…
– А я уже здесь! – крикнула Ио.
– Ах вот ты где, оказывается! Впрочем, Гиперид все равно никого бы из команды не послал сопровождать меня. Ему позарез были нужны рабочие руки, к тому же он надеялся, что Пиндар непременно вернется на корабль. Но Пиндар так и не пришел, и я решила рискнуть, подумав, что, возможно, встречусь с ним по дороге. И разумеется, не встретилась. Гиперид передал тебе письмо, госпожа. – Гилаейра сунула руку за вырез хитона. – Боюсь, оно слегка влажное.
– Это не важно. Прочти его сама, дорогая, прошу тебя. Из-за яркого солнца у меня глаза слезятся, как у Ниобы
[89].
Гилаейра сломала печать и развернула листок.
– Ты правда хочешь, чтобы я это прочла вслух? Письмо очень личное, и, по-моему…
Женщины за столом дружно рассмеялись.
– Читай, милочка, не смущайся. У нас в доме секретов нет.
– Ну хорошо. "Дорогая моя искусительница, позволь еще раз поведать тебе, сколь сладостно было мне, старому волку морскому, преклонить просоленную свою башку на твои несравненные белоснежные перси…"
Тут снова раздался дружный смех женщин, а кое-кто еще и от восторга застучал ложкой по столу. Да и потом они не раз прерывали Гилаейру подобным образом, но я больше упоминать об этом не буду.
– "Отправляясь в Дельфы, к Пупу Земли, и в Коринф, – продолжала читать Гилаейра, – я вполне был согласен с мнением нашего Собрания, решившего послать туда корабли, а не отправлять сухопутную армию, но до чего же устали мои морские кони!
Однако по возвращении я был вознагражден сполна, за что и благодарю тебя, дражайшая Каллеос! Увы, вторую половину своего долга тебе я сразу вернуть не смогу, ибо только что мы получили распоряжение присоединиться к нашему флоту. А потому прошу тебя: не медли и сегодня же отошли назад моего раба вместе с носилками". Последние слова подчеркнуты, – заметила Гилаейра.
Каллеос посмотрела на нашего чернокожего и сказала ему:
– Ты должен будешь отнести носилки обратно, понял? А потом отправляйся в порт и найди Гиперида. Если ты этого не сделаешь, он пошлет за тобой лучников.
Чернокожий кивнул с безучастным видом и обернулся ко мне. Потом изобразил, будто пишет что-то на ладони, и вопросительно поднял бровь.
– Ты хочешь знать, прочитал ли я о тебе в своей книге? – спросил я. – Да, прочитал. Ты был моим самым первым другом на этой земле; это я помню.
Чернокожий удовлетворенно кивнул, вышел из-за стола, и с тех пор я его больше не видел.
– "Будь доброй к бедняге Латро, – продолжала между тем читать Гилаейра, – и сама увидишь, что он с радостью готов оказать тебе любую посильную услугу. Ко мне, по крайней мере, он всегда относился именно так.
Пиндар Пагонд из Беотии уже, должно быть, рассказал тебе, что произошло этой ночью. Честное слово, худшего приключения в моей жизни не было, да хранят меня от подобных переживаний великие Двенадцать! Пари я проиграл, и ты можешь отдать Эвриклу деньги, которые мы у тебя оставили. А расплатившись с ним, постарайся никогда более не встречаться с этим человеком, очень тебя прошу! Поверь мне, о сладчайшая Каллеос, если бы ты была прошлую ночь с нами, то и сама никогда более не пожелала бы его видеть.
А теперь прими прощальный…"
– Постой! – воскликнула Каллеос. – Пиндар так ничего и не успел мне рассказать. Что у вас там случилось, поэт?
– Минутку, – попросил Пиндар. – Пусть Гилаейра сперва дочитает письмо.
– "А теперь прими прощальный привет от горячо любящего тебя Гиперида, дражайшая моя Каллеос, – продолжала Гилаейра. – Спартанцы говорят, что уходящий на войну мужчина должен вернуться либо со щитом, либо на щите. Я свой щит в бою испробовал, и он не подведет, так что я намерен вернуться непременно со щитом. А до той поры остаюсь вечно твоим, моя незабвенная. Гиперид".
Когда взволнованные письмом женщины несколько успокоились и притихли, Пиндар спросил Каллеос:
– А ты уверена, что действительно хочешь узнать, что именно произошло на кладбище? И чтобы я рассказал об этом при всех, за столом?
Предупреждаю: я буду говорить только правду. Ты была очень щедра к своим гостям, Каллеос, так что если все же предпочтешь выслушать эту историю наедине…