|
Cтраница 36
Предполагают, что Вергилий был знаком с пророчеством Исаии через некое предсказание кумской Сивиллы, которую он упоминает в начале эклоги. В середине I века до н. э. подобные предсказания (оракулы) были настолько широко распространены по всей Италии, что в 33 году эдилу Марку Випсанию Агриппе пришлось изгнать из Рима всех предсказателей и астрологов, а в 12 году уже сам Октавиан Август «велел собрать отовсюду и сжечь все пророческие книги, греческие и латинские, ходившие в народе безымянно или под сомнительными именами, числом свыше двух тысяч. Сохранил он только сивиллины книги, но и те с отбором; их он поместил в двух позолоченных ларцах под основанием храма Аполлона Палатинского»
[342].
Несмотря на все вышеупомянутые версии, ясно одно — наступление «золотого века» Вергилий связывал с надеждой на мир и спокойствие в Италии после заключения Брундизийского мирного договора осенью 40 года. Договор, с ликованием воспринятый очень многими римлянами, вполне мог рассматриваться поэтом как рубеж, после которого в Италии должны были прекратиться гражданские войны и воцариться мир, а также наступить эра общего благоденствия, когда земля сама будет обеспечивать людей всем необходимым. Похожие чаяния изложил поэт Гораций в своём шестнадцатом эподе, созданном в том же 40 году и описывающем рай на земле, Острова Блаженных:
Где урожаи даёт ежегодно земля без распашки,
Где без ухода вечно виноград цветёт,
Завязь приносят всегда без отказа все ветви маслины
И сизым плодом убрана смоковница;
Мёд где обильно течёт из дубов дуплистых, где с горных
Сбегают высей вод струи гремучие.
Без понуждения там к дойникам устремляются козы,
Спешат коровы к дому с полным выменем;
С рёвом не бродит медведь там вечерней порой у овчарни,
Земля весной там не кишит гадюками
[343].
Пятая эклога под названием «Дафнис» появилась на свет после второй и третьей эклог, на что указывает сам Вергилий в её заключительных стихах
[344]. Основывается она на первой, седьмой и восьмой идиллиях Феокрита. Поэт вновь рисует перед читателем забавную картину состязания в пении. Пастух Меналк встречает юного пастуха Мопса и предлагает ему устроить соревнование, на что последний с радостью соглашается, и они располагаются в тени пещеры, увитой диким виноградом. Первым начинает Мопс. В своей песне он оплакивает трагическую смерть юного покровителя пастухов Дафниса, под именем которого, по мнению Светония
[345], скрывается преждевременно умерший родной брат поэта Флакк:
Плакали нимфы лесов над погибшим жестокою смертью
Дафнисом, — реки и ты, орешник, свидетели нимфам, —
В час, как, тело обняв злополучное сына родного,
Мать призывала богов, упрекала в жестокости звёзды.
С пастбищ никто в эти дни к водопою студёному,
Дафнис, Стада не вёл, в эти дни ни коровы, ни овцы, ни кони
Не прикасались к струе, муравы не топтали зелёной.
Даже пунийские львы о твоей кончине стенали,
Дафнис, — так говорят и леса, и дикие горы.
Дафнис армянских впрягать в ярмо колесничное тигров
Установил и вести хороводы, чествуя Вакха;
Мягкой листвой обвивать научил он гибкие копья.
Как для деревьев лоза, а гроздья для лоз украшенье
Или для стада быки, а для пашни богатой посевы, —
Нашею был ты красой. Когда унесли тебя судьбы,
Палее и сам Аполлон поля покинули наши.
И в бороздах, которым ячмень доверяли мы крупный,
Дикий овёс лишь один да куколь родится злосчастный.
Милых фиалок уж нет, и ярких не видно нарциссов,
Чертополох лишь торчит да репей прозябает колючий.
Землю осыпьте листвой, осените источники тенью,
Так вам Дафнис велит, пастухи, почитать его память.
Холм насыпьте, на нём такие стихи начертайте:
«Дафнис я — селянин, чья слава до звёзд достигала,
Стада прекрасного страж, но сам прекраснее стада»
[346].
Меналк восторгается пением Мопса и, в свою очередь, начинает воспевать воскрешение обожествлённого Дафниса, уподобившегося самым могущественным богам Олимпа, так что даже горы, овраги, леса и скалы славят его:
Светлый, дивится теперь вратам незнакомым Олимпа,
Ныне у ног своих зрит облака и созвездия Дафнис.
Вот почему и леса ликованьем весёлым, и села
Полны, и мы, пастухи, и Пан, и девы дриады.
Волк скотине засад, никакие тенёта оленям
Зла не помыслят чинить — спокойствие Дафнису любо.
Сами ликуя, теперь голоса возносят к светилам
Горы, овраги, леса, поют восхваления скалы,
Даже кустарник гласит: он — бессмертный, Меналк, он бессмертный!
Будь благосклонен и добр к своим: алтаря вот четыре,
Дафнис, — два для тебя, а два престола для Феба.
С пенным парным молоком две чаши тебе ежегодно
Ставить я буду и два с наилучшим елеем кратера
[347].
Под обожествлением Дафниса, изображённым в этой эклоге, ещё в древности понимали аллегорическое обожествление Гая Юлия Цезаря
[348], объявленного богом в 42 году по решению римского сената, после битвы при Филиппах. Предполагают, что эклога, не афишируя самого имени диктатора, была призвана склонить общественное мнение к принятию самой идеи обожествления смертного человека. Не вполне понятно, кто надоумил Вергилия написать данное произведение. Возможно, что это был сам Азиний Поллион.
В конце эклоги Меналк дарит Мопсу в награду за прекрасную песню свою изящную свирель, а Мопс, преклоняясь перед его талантом, преподносит ему свой украшенный медью посох. Таким образом, пастухи признают друг перед другом своё равенство в таланте.
Шестая эклога под названием «Вар» (или «Силен») посвящена одному из друзей Вергилия — Публию Альфену Вару, в то время наместнику Цизальпинской Галлии. Впервые поэт обращается к Вару в девятой эклоге, написанной раньше шестой, и просит посодействовать в возвращении родового имения, вторично конфискованного в 40 году. В качестве благодарности Вергилий обещает прославить Вара в стихах, что и делает, посвящая своему покровителю шестую эклогу. Судя по всему, Вар надеялся на грандиозную эпическую поэму, восхваляющую его подвиги, и поэтому Вергилий-Титир в начале эклоги приносит ему своеобразное извинение:
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
Перейти к Примечанию
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|