Числа Харона - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 43

— Почему? — чтобы скрыть смущение, Попельский протянул старику портсигар, но тот отрицательно покачал головой.

— Я человек простой, — Круль положил на стол полномочие Попельского. — Я вам поверил на фест. А вы меня збайдурили! ^[68] Полчаса назад звонит телефон, и пан Соммер мине говорит про ваш правдивый документ, который рыхтиг ^[69] принес какой-то пулицай. А это, — он подвинул столом лист бумаги, — фальшивка. А вы больше ни пулицай. А я поверил. Меня могут за путаницу с работы выкинуть! Семь лет проработал! Из-за вас!

Попельский мысленно проклинал свою рассеянность, которую мог назвать, скорее, слепым математическим инстинктом. Именно он приводил к тому, что его разум мгновенно реагировал, только наткнувшись на графический или звуковой элемент любого числа. Даже если Попельский думал о том, что его больше всего восхищало, то есть о любимых античных авторах или прелестях женского тела, стоило увидеть на вывеске или услышать какое-то числительное, и Эдвард немедленно невольно сосредоточивался на нем. Теперь это было количество лет, которые Круль проработал в магистрате. При этом Попельский полностью забыл, что хотел спросить того про определенную важную вещь. Так или сяк, портье надо было чем-то задобрить.

— Простите, пан Круль, — Попельский склонил голову, — и уверяю, что никто вас не уволит с работы. Это моя вина, я вас обманул, но вы не виноваты в том, что не заметили подделки. Ведь раньше вы ничего похожего не видели! Зато знали, кто я такой. Вот и поверили мне. Именно так я все объясню вашему начальнику, пану Соммеру. Еще сейчас. Поэтому не переживайте, пан Круль. Выпьете кофе или лимонада? Может, сигаретку?

— А откуда я знаю, что это ни голодные кавалки?! ^[70] — портье резко поднялся. — Я свое самолюбие имею. Я ни обманщик, как вы.

И тогда Попельский вспомнил, о чем хотел узнать с самого утра от своего собеседника.

— Вы можете дать мне пощечину, пан Круль, и таким образом меня наказать! — Попельский вскочил и оперся ладонями о стол. — Ну, смелей, бейте в морду! Не бойтесь! Но прежде чем вы это сделаете, скажите мне кое-что. Это может быть неоценимым для моего следствия. Я сотрудничаю с полицией в качестве консультанта! — Озадаченный портье посмотрел на заклеенную пластырем щеку своего собеседника, которую тот ему подставлял, а потом тяжело сел и протянул руку к портсигару. — Когда я пришел в архив, то прежде всего должен у вас кое-что спросить, — из ноздрей Попельского вырвались два снопа дыма. — Я понял это сегодня утром, когда вас уже не было. Я веду определенное расследование. Должен узнать, регистрационные книги просматривал какой-то математик или нет. Искал, как дурак, кого-то вне архива, кто брал бы книги из вашего отдела… Потратил всю ночь на бесплодные поиски. Мне и в голову не пришло вполне очевидное предположение, что между чиновниками есть тот, кто мог бы одалживать книги тайком, без формуляра! А даже если бы он и заполнил формуляр, то их все равно выбрасывают в макулатуру! Работник архива, пан Круль, который знает математику! Скажите мне, есть ли у вас такой?

— Ну, да наверняка, — портье прищурился от дыма. — Был такой. Пан Леон Буйко. Он моей Казе, дочери, значит, уроки давал. Малая никак до арифметики голову ни имела…

— А он очень нищий? Семью имеет? Приходится подрабатывать уроками? — спросил Попельский, вспомнив себе эпитет «бедняга», которым Байдикова окрестила своего любовника.

— Ну, да беден он был потому, как уволился… Никто ни знал, чего он так сделал…

— Он одинок?

— Да, холостяк.

— Жид?

— А где там… Вы когда слышали, чтобы мехідрис ^[71] назывался Буйко? То наш… Поляк, значит…

— И самое важное, — Попельский перевел дыхание. — Где он живет?

— А на Садовницкой.

— На Садовницкой, говорите, на Садовницкой… — вена на шее Попельского начала пульсировать.

Такое случалось всегда, когда он чувствовал приближение разгадки, через мгновение в его размышлениях произойдет перелом, и все станет понятным и четким.

— Где это? — прохрипел он.

— Простите, что невольно подслушала, — из гостиной послышался голос Леокадии. — С недавних пор Садовницкая официально зовется Задвужанская.

Попельский влетел в гостиную, как вихрь. Леокадия, одетая в домашнее платье, пересматривала «Модную пани». Эдвард схватил ее в объятия, поднял вверх и закружил с кузиной на руках. Ее порозовевшее после ванны лицо пахло кремом. Целуя Леокадию в обе щеки, Попельский уловил легкий аромат талька.

— Спасибо тебе, дорогая Лёдзю! Мне очень помогли твои знания львовской топографии!

Слегка помрачневший Вацлав Круль стоял на пороге гостиной, готовый уйти, и пренебрежительно смотрел на пару, которая обнималась. Леокадия весело смеялась. «Оно и не удивительно, что весь Львов говорит о них, будто они живут на веру», — подумал ночной портье.

— А может, мне бы тоже полагалось «спасибо»? — нехотя буркнул он и ушел, не попрощавшись.

Эдварда Попельского разбудило веселое щебетание Ренаты. «Видимо, говорит по телефону с какой-то подружкой, — подумал он в полудреме, — видимо, той яркой блондинкой, с которой она жила. Видимо, договариваются о ménage à trois. А кто в главной роли? Я сам! Это сумасшествие, когда тебя чествуют две женщины!»

Почувствовал сильное возбуждение, а через мгновение — такое же сильное отвращение к самому себе. Лежал в собственной постели, а в щебете, которое доносилось из прихожей, узнал голос родного ребенка.

Приподнялся на локтях и огляделся по кабинету. Взгляд попутешествовал по корешкам книг за стеклянными дверцами огромного книжного шкафа. Это вернуло его к действительности. Сонные любовные грезы исчезли. Энциклопедии Брокгауза и Оргельбранда были, как гимн в честь человеческого разума. Солидные, оправленные в темные переплета тома «Thesaurus Linguae Latinae» рассказывали ему о бессмертии духовного мира, куда он попал, перешагнув порог станиславовской классической гимназии. О самой важной в настоящее время задаче напоминали небольшие подшивки «Deutsche Schachzeitung»: на их корешках переплетчик вытеснил шахматную доску, что походила на магические квадраты. Так мысль о горячей ménage à trois исчезла под воздействием дуновения холодного ума. Аполлон победил Диониса.

Попельский встал с кровати. Тонкая шелковая пижама была мокрой от пота. Влажной глазной повязкой вытер голову, раздвинул шторы и открыл окно. И в комнате стало прохладнее, а изменение заключалось разве в том, что в помещение ворвался запах переполненной помойки, раскаленного на солнце толя, вперемешку с ароматом акации, которая расцвела на дворе.