Он въехал на свободное место на стоянке и вышел из машины, сразу же заметив ее «хонду». Это было хорошим знаком. Насколько он знал, ее сегодня могло здесь даже и не быть. Но присмотревшись, он понял, что в машине кто-то есть… и этот кто-то — сама судья.
— Она не двигалась, просто смотрела сквозь лобовое стекло. Стеклоочистители работали, хотя дождя не было. Похоже, она не понимала, что плачет.
У него появилось знакомое ощущение в животе, как обычно, когда он приезжал на место преступления и видел слезы жертвы. «Я опоздал, — подумал он. — Опять».
Патрик подошел к ее машине, но судья, видимо, не заметила его приближения. Когда он постучал в окно, она подпрыгнула от неожиданности и быстро вытерла глаза. Он знаком попросил ее опустить стекло.
— Все в порядке?
— У меня все хорошо.
— По вашему виду не скажешь.
— Тогда не смотрите, — разозлилась она.
Он зацепился пальцами за край дверцы.
— Послушайте. Не хотите пойти куда-нибудь и поговорить?
Я угощу вас кофе.
Судья вздохнула.
— Вам нельзя покупать мне кофе.
— Но мы все равно можем вместе выпить кофе.
Он выпрямился, обошел машину, открыл дверцу и сел на пассажирское сиденье рядом с ней.
— Вы при исполнении, — заметила она.
— У меня обеденный перерыв.
— В десять утра?
Он дотянулся до ключей и включил зажигание.
— Выезжайте с парковки и поверните налево, хорошо?
— Или что?
— Боже мой, разве вы не знаете, что с вооруженным человеком лучше не спорить?
Она посмотрела на него долгим взглядом.
— Не могу поверить, что вы взяли меня в заложники, — сказала судья, но сделала то, что он просил.
— Напомните, чтобы я потом себя арестовал, — сказал Патрик.
Отец учил Алекс отдаваться полностью тому, что делаешь. Похоже, она поступает так же, когда речь идет о нарушении правил. Почему бы не отказаться от самого громкого дела в своей карьере не взять отгул и не пойти на кофе с детективом, расследующим это дело, одним махом?
К тому же, говорила она себе, если бы она не приняла приглашение Патрика Дюшарма, то никогда не узнала бы, что китайский ресторан «Золотой дракон» начинает работу в десять утра.
Если бы она не приняла его приглашение, ей пришлось бы ехать домой и начинать жизнь сначала.
Похоже, в ресторане детектива все знали и никто не возражал, когда он отправился на кухню и приготовил для Алекс чашку кофе.
— То, что вы видели, — неуверенно начала Алекс, — вы же не…
— Не расскажу, что в машине у вас случился небольшой нервный срыв?
Она посмотрела в чашку, которую он поставил перед ней, не зная, что ответить. Ее жизненный опыт говорил, что, если проявить свою слабость при ком-то, этот человек использует это против тебя.
— Иногда так тяжело быть судьей. Люди ожидают, что ты будешь вести себя как судья, даже если у тебя грипп и тебе хочется только свернуться клубком в постели и умереть или наорать на кассира, который специально обсчитал тебя. Но судья не может ошибаться.
— Ваша тайна в безопасности, — сказал Патрик. — Я никому в полиции не расскажу, что на самом деле у вас есть чувства.
Она сделала глоток и подняла на него глаза.
— Сладкий.
Патрик облокотился о барную стойку и наклонился к ней.
— Да, крошка? — Увидев ее выражение лица, он рассмеялся. — Честно говоря, здесь нет ничего страшного. У всех нас бывают тяжелые дни на работе.
— А вы сидите в своей машине и плачете?
— В последнее время нет, но иногда я переворачиваю шкафчики с вещественными доказательствами в порыве отчаяния. — Он налил молоко в молочник и поставил перед ней. — Знаете, это ведь не взаимоисключающие понятия.
— Что именно?
— Быть судьей и быть человеком.
Алекс добавила молока в свой кофе.
— Скажите это тем, кто хочет моего отстранения от судебного процесса.
— И вы не собираетесь говорить мне, что мы не можем обсуждать все, что связано с процессом?
— Это так, — сказала Алекс. — Только я уже не работаю над этим делом. В полдень это станет официально известно.
Его лицо посерьезнело.
— Поэтому вы были так расстроены?
— Нет. Я уже приняла решение о том, чтобы оставить это дело. Но потом я узнала, что имя Джози числится в списке свидетелей защиты.
— Почему? — спросил Патрик. — Она ничего не помнит. Что она может рассказать?
— Не знаю. — Алекс подняла глаза. — Что, если это моя вина? Что, если адвокат сделал это только для того, чтобы избавиться от меня, потому что я оказалась слишком упрямой и не отказалась, когда об этом впервые зашла речь?
К своему великому стыду она опять расплакалась и уставилась в столешницу, надеясь, что Патрик ничего не заметит.
— Что, если ей придется встать перед судом и снова пережить тот ужасный день? — Патрик протянул ей салфетку, и она вытерла глаза. — Простите. Обычно я не плачу.
— Любая мать, чья дочь была настолько близка к смерти, имеет право немного расклеиться, — сказал Патрик. — Послушайте. Я дважды разговаривал с Джози. Я дословно помню ее показания. И даже если МакАфи вызовет ее, она не скажет ничего такого, что могло бы причинить ей боль. Положительный момент в том, что теперь вам не нужно беспокоиться о конфликте интересов. Джози сейчас больше нужна хорошая мать, чем хороший судья.
Алекс печально улыбнулась.
— Как жаль, что вместо этого ей попалась я.
— Ну что вы.
— Это правда. Вся моя жизнь с Джози — это неудачные попытки найти общий язык.
— Но ведь, по крайней мере, в один момент вы были единым целым, — заметил Патрик.
— Ни одна из нас этого уже не помнит. Вы лучше находите с ней общий язык, чем я в последнее время. — Алекс уставилась в свою чашку с кофе. — Все, что я говорю Джози, воспринимается не так. Она смотрит на меня, словно я с другой планеты. Словно я не могу вести себя как обеспокоенная мать, потому что не вела себя так до того, как все это случилось.
— Почему не вели?
— Я работала. Много, — ответила Алекс.
— Большинство родителей много работают…
— Но у меня хорошо получается быть судьей. И совершенно не получается быть матерью. — Алекс прикрыла рот рукой, но было уже поздно — забирать обратно слова, которые извивались на барной стойке, словно ядовитые змеи. Зачем она сознается другому человеку в том, в чем не признавалась даже себе? Она с таким же успехом могла бы нарисовать огромную мишень на своей ахиллесовой пяте.