— Пожалуйста, Пат, — сказала она. — Увидимся через неделю, да?
Он чувствовал на себе взгляд судьи.
— Счастливая семья, — сказала она, награждая его утешительным призом: едва заметной улыбкой.
— Рад был вас видеть, Ваша честь, — вежливо сказал Патрик.
Он так резко распахнул дверь, что та ударилась о стену. На полпути к машине он понял, что аппетит пропал.
Главной новостью в вечернем выпуске на местном канале было слушание, на котором должно было решиться, будет ли судья Корниер отстранена от дела. Джордан и Селена сидели в постели в темноте (каждый держал на животе миску с хлопьями) и смотрели, как рыдающая мать девочки с парализованными ногами плакала в объектив телекамеры:
— Никто не думает о наших детях, — говорила она. — Если процесс пойдет не так, как надо, из-за каких-то юридических тонкостей… они не переживут еще один судебный процесс.
— Питер тоже, — заметил Джордан.
Селена опустила ложку.
— Корниер будет работать на этом процессе, даже если ей придется ползти на коленях на место судьи.
— Но я же не могу нанять кого-то, чтобы украсть ее наколенники, правда?
— Давай посмотрим на это с другой стороны, — предложила Селена. — В показаниях Джози нет ничего, что могло бы повредить Питеру.
— Боже мой, ты права. — Джордан так резко сел в кровати, молоко выплеснулось на одеяло. Он переставил миску на ночной столик. — Гениально.
— Что именно?
— Диана не вызывает Джози в качестве свидетеля, потому она не сказала ничего, что они могли бы использовать. Но ничто не мешает мне вызвать ее как свидетеля защиты.
— Шутишь? Ты собираешься добавить дочь судьи в список свидетелей?
— Почему бы нет? Они когда-то дружили с Питером. А у него так мало друзей. Все выглядит очень правдоподобно.
— Но ты же не собираешься…
— Не-а, я уверен, что мне не придется ее вызывать. Но прокурору незачем об этом знать. — Он улыбнулся, представив Диану — И судье, между прочим, тоже.
Селена тоже отставила свою миску.
— Если ты впишешь Джози в список свидетелей… Корниер придется отказаться от этого дела.
— Вот именно.
Селена наклонилась, взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы.
— Ты ужасно умный.
— Что ты сказала?
— Ты прекрасно слышал.
— Знаю, — улыбнулся Джордан, — но я не прочь услышать это еще раз.
Одеяло соскользнула на пол, когда он обнял ее.
— Маленький жадина, — пробормотала она.
— Разве ты не из-за этого влюбилась в меня?
Селена рассмеялась.
— Ну уж не из-за твоего шарма и галантности, дорогой.
Он склонился над ней и целовал Селену, пока — как он надеялся — она не забыла, что как раз подшучивала над ним.
— Давай заведем еще одного ребенка, — прошептал он.
— Я все еще кормлю грудью первого!
— Тогда давай потренируемся, как это делается.
Джордан подумал, что никто в мире не сравнится с его женой — с красивой, точеной фигурой, умнее его (хотя он никогда ей в этом не признается) и настолько точно чувствующей его, что он почти готов был отказаться от своего скептицизма и поверить, что между людьми действительно существует физическая связь. Он зарылся лицом в свое любимое место на теле Селены: туда, где шея переходит в плечо, где ее кожа цвета кленового сиропа, а на вкус — еще слаще.
— Джордан? — спросила она. — Ты когда-нибудь беспокоишься о наших детях? Я хочу сказать… ты понимаешь. Когда делаешь то, что делаешь… и видишь то, что мы видим.
Он перевернулся на спину.
— Ну ты точно испортила момент, — сказал он.
— Я серьезно.
Джордан вздохнул.
— Конечно, я думаю об этом. Я беспокоюсь о Томасе. И о Сэме. И о тех, кто еще, возможно, появится. — Он приподнялся на локте, пытаясь разглядеть ее глаза в темноте. — Но мне кажется, что именно для этого мы и дали им жизнь.
— В смысле?
Он посмотрел поверх плеча Селены — на мигающий огонек радионяни.
— Возможно, — сказал Джордан, — они те, кто изменит этот мир.
Уиту на самом деле не пришлось принимать решение вместо нее. Оно уже было принято, когда она встретилась с ним в ресторане. Но он был бальзамом, необходимым для ее ран, оправданиями, которые она боялась произносить вслух.
— У тебя когда-нибудь еще будет громкое дело, — говорил он. — А этих моментов с Джози больше не будет.
Она быстро вошла в свой кабинет, скорее всего потому, что знала: это самое простое. Отказаться от дела, написать заявление о своем отстранении — все это было не так страшно, как то, что может произойти завтра, когда она уже не будет судьей по делу Хьютона.
Когда вместо этого ей придется стать матерью.
Элеонор нигде не было, но она оставила документы на столе Алекс. Она села и просмотрела текст.
Джордан МакАфи, который на вчерашнем слушании даже рта не раскрыл, сообщал о своем намерении вызвать в суд Джози в качестве свидетеля.
Что-то дрогнуло у нее внутри. Алекс не могла даже подобрать слов, чтобы описать это чувство — животный инстинкт, который появляется, когда ты понимаешь, что того, кого ты любишь, взяли в заложники.
МакАфи совершил тяжкий грех, втянув Джози в это дело, и мысли Алекс дико завертелись, когда она решала, что может сделать, чтобы его уволили или даже лишили звания адвоката. Если на то пошло, ей было все равно, будет ли наказание в рамках закона или за его пределами. Но неожиданно Алекс успокоилась. Она была готова перевернуть землю вверх дном не ради Джордана МакАфи, а ради Джози. Она сделает все возможное, чтобы уберечь свою дочь от новой боли.
И, наверное, она должна благодарить Джордана МакАфи за то, что он заставил ее понять, что в ней еще осталось то, из чего получаются хорошие матери.
Алекс села за ноутбук и начала печатать. Ее сердце бешено колотилось, когда она вышла к столу помощницы и передала лист бумаги Элеонор. Но разве это не нормальная реакция, когда собираешься прыгнуть с обрыва?
— Позвоните, пожалуйста, судье Вагнеру, — сказала Алекс.
Ордер на обыск был нужен не Патрику. Но когда он услышал, как другой офицер говорит, что придется ехать в суд, он предложил свою помощь.
— Мне все равно по пути, — сказал он. — Я заберу твой ордер.
Честно говоря, он не собирался ехать в сторону здания суда, по крайней мере, пока не вызвался помочь. К тому же он не был добрым самаритянином, готовым проехать лишних сорок миль по доброте душевной. Парик хотел поехать туда по единственной причине: это был еще один повод увидеть Алекс Корниер.