— Только подумай, сколько денег ты сэкономила, дорогая! Между нами говоря, мистер Фишль немного, ну… что говорят о рыбе и гостях через три дня?
— Я, кажется, слишком много выпила, — произнесла Бекки.
— Можно ведь найти что-то другое! О, давай! Хорошая покупка — лучшая месть.
— Нельзя! — жалобно произнесла Бекки. — Я уже все потратила!
— На что? Ты сумасшедшая?
Бекки всхлипнула и вытащила из сумочки смятую квитанцию. Мак изучил прикрепленное к нему изображение.
— Ну… неплохо. Я видел еще несколько подобных вещей. — Он развернул квитанцию, увидел цену и штамп «ОПЛАЧЕНО». — О Мария, мать Иисуса!
Бекки ничего не сказала. После галереи Феррамини она была в бешенстве! И купила первое, что попалось на глаза. Едва помнила момент сделки, когда одним махом списала все деньги «Кэпитал девелопмент», плюс приличную сумму со своего личного счета за какую-то вычурную картину, и покупка не доставила ей никакого удовольствия. Несколько месяцев работы, папки из подвала… Псу под хвост.
Мак выразительно вздохнул.
— Ладно. Поехали со мной. У меня квартира в пригороде, в Оук-Парке, мне нужно впустить экономку. Отдохнешь в комнате для гостей и… — Он провел рукой по ее лицу и волосам. — Приведешь себя в порядок. Потом познакомлю тебя с некоторыми полезными людьми.
Мак сложил квитанцию пополам и сунул во внутренний карман пиджака.
— А с этим мы разберемся.
Над ними медленно кружилась сверкающая горилла. Толпа шумела все громче, люди торопились в кафе.
Бекки оперлась на руку нового знакомого, слезла с табурета и встала, разминая ноги в черно-белых полосатых туфельках. Она чувствовала себя совершенно опустошенной — внутри словно появилось новое пространство; место, где можно оглядеться и что-то построить. В шестом классе она впервые осознала концепцию отрицательных чисел единственной вспышкой внезапно расширившегося сознания: погружение ниже нуля дает тебе новые возможности! Зеркальное отражение бесконечности.
Они шли с Маком по выставке — медленно, поскольку он все время с кем-то здоровался, — и это шествие вызывало у Бекки такое же незабываемое ощущение. Да, у нее убытки — потраченные деньги, позорная жалость Лори Левин, однако уравнение было неполным. Пока что.
— Мне нужно забрать в гардеробе пальто, — сказала она Маку, когда они уходили.
— Да, конечно, — пробормотал он.
За этим последовали три шальных дня: Мак и его тусовка. В первый день, когда Бекки, сбросив туфли, лежала в мемфисском шезлонге со стаканом «алка-зельтцер» в руке, Мак висел на телефоне: сначала старый клиент, затем дружелюбный агент, затем — агент конкурирующий. За тридцать пять минут он избавился от картины Бекки (позже он называл ее «Ужасная Ошибка») — и даже получил небольшую прибыль. Которую, разумеется, оставил себе.
— В вас просто влюбиться можно, — сказала Бекки, тихонько икнув.
— Ты прелесть. — Мак накинул ей на ноги плед. — Попрошу Марию постелить тебе на канапе.
Вечером Бекки, закрыв глаза, лежала на этом странном и дорогом диване. Ей хотелось бодрствовать, хотелось запомнить каждую деталь обстановки. Женщина в самой настоящей черно-белой униформе горничной принесла ей шипящий бокал «алка-зельтцер». На подносе! Но кружилась голова, и Бекки не могла даже сфокусировать взгляд, чтобы рассмотреть картины на стенах.
— Ка-на-пе, — прошептала она, смакуя новое слово.
На следующее утро они с Маком были первыми покупателями в «Филдс». По его указанию она купила такие узкие джинсы, что ей пришлось лечь на пол в примерочной, чтобы застегнуть их. И алое платье с молнией на спине, с обтягивающими длинными рукавами и острыми плечами, чуть ли не задевающими за уши, туфли к нему и длинный кашемировый кардиган. Бекки зажмурилась, когда продавщица пробила на кассе четырехзначную сумму. Все это (плюс три упаковки трусиков) она оплатила кредиткой и не дышала, пока платеж не прошел.
Еще два дня Бекки вместе с Маком бродила по выставке, запоминала каждое его движение — он сравнивал цены, что-то шептал, кому-то пожимал руки и заключал сделки. Никогда еще она не чувствовала себя бодрее и сосредоточеннее.
— Их для вас отложили? — спросила она Мака, когда он купил две гравюры Вегмана, небольшую картину Джоан Митчелл и несколько набросков Домингеса.
— Мне их продали, — ответил Мак.
Она впитывала все: его советы, замечания, сколько времени (вплоть до секунд!) он тратил на просмотр картины. Как кружил по выставке, порой возвращаясь туда, откуда они пришли, или долго шел по проходу, не заходя ни в одну из секций, или ускорял шаг, чтобы поскорей купить то, что хотел. Он рассказывал Бекки, кто есть кто; кого нужно обхаживать, а кого избегать любой ценой; что из напитков заказывать и кто должен за них заплатить, как произносится «биеннале», «Руша», «Бенджамин»; когда платить сборы, кто получает комиссию, а кто — отсрочку по налогам, имена и номера телефонов перевозчиков, мастеров по установке и страховщиков. Все, что необходимо было знать, а она не знала.
Единственное, чему он не пытался ее научить, — как выбирать картины.
— Ты просто чувствуешь. Это дар. Да, малыш, кое-кому дано.
Бекки не пыталась скромничать. Похоже, она нашла тех, кто одной с нею крови.
— С другой стороны, — продолжил Мак, — все мы люди, и порой… («Ужасная Ошибка»!)
Конечно, за все приходится платить, и Бекки платила — сопровождала Мака в бары рядом с выставкой и принимала участие в круглосуточных вечеринках у него на квартире. Она понимала, что больше почерпнет не в тишине его прекрасно обставленной комнаты для гостей, даже если ей захочется что-то записать или просто успокоиться. Нет, ей нужно быть в самой гуще, рядом с Маком и остальными.
Бекки подозревала, что она не первая, кого он брался опекать. Ему нравилось быть наставником и покровителем. В его роскошной квартире на 43-м этаже с видом на озеро Мичиган появлялись самые разношерстные компании: коллекционеры, богатые вдовы, охотники за скидками и начинающие инвесторы. Бекки уже вжилась в роль наивной простушки, какой изображал ее Мак; она даже подыгрывала придуманному им образу: «эта девушка что ни скажет, ее нужно поправлять и поучать».
Поздно вечером в субботу Бекки находилась в кругу самых стойких приятелей Мака (готовых до утра сидеть в его гостиной), жадно впитывая сплетни и рассказы о скандалах, замечала каждый браслет на руках у женщин и то, что мужчины, оказывается, носят шелковые полосатые носки. Она выпила довольно много шампанского, но от спиртного только взбодрилась, голова была ясной. Рядом с ней на крохотном двухместном диванчике сидел европейский дилер по имени Свен — прижимался к ней и шептал, что девушки из Чикаго моментально вызывают у него эрекцию. Бекки только смеялась. Позже в комнате для гостей она обнаружила, что да, с этим делом у Свена все в порядке. Возможно, благодаря белому порошку, который он нюхал строго по расписанию, каждые сорок пять минут. И каждый раз очень вежливо сначала предлагал понюхать ей, а когда она отводила его руку, говорил: «Ну, как хочешь».