Правда о «золотом веке» Екатерины - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 101

До этого считали не население, а плательщиков податей — ревизские души. Эти ревизские души включали в списки — ревизские сказки. Каждая ревизская душа считалась наличной даже в случае смерти до следующей ревизии. На этом и основана афера Чичикова: купить крестьян, которые умерли, никакого дохода помещику не приносят, но формально по ревизии числятся. Всего ревизий в Российской империи было 10: в 1719, 1744— 1745, 1763, 1782, 1795, 1811, 1815, 1833, 1850 и 1857 годах. Если Чичиков купил «мертвые души» в 1820 году, то они числились вполне даже живыми до переписи 1833 года. Чичиков вполне мог заложить эти «души» в банк и получить кругленькую сумму.

В ходе ревизий учитывались только мужские души, и численность населения теперь устанавливается приблизительно, простым умножением на два. Но и число ревизских душ по V ревизии 1795 года Н.Я. Эйдельман называет 18,7 миллиона, а С.Г. Пушкарев и В.О. Ключевский — 16,7 миллиона. Даже эти «податные» души империя знала весьма приблизительно.

Но ведь и ревизии не охватывали все мужское и активное население Российской империи.

Кочевых инородцев включили в ревизские списки далеко не полностью: они ведь могли от переписи перекочевать. А на Севере, в Сибири и в Америке были еще инородцы «бродячие» — охотники, оленеводы, рыболовы. Был еще контингент, который не хотел быть «сосчитанным», и это не только уголовники (которых, впрочем, не худо тоже посчитать), но, скажем, и старообрядцы, относившиеся к переписям агрессивно как к попытке антихриста наложить на них диавольскую печать. Эти старались вообще никаких сведений о своем числе антихристу не сообщать.

В ревизии не включались не податные простолюдины: отставные солдаты, ямщики, духовенство.

Все, кто не платил подушной подати, ревизиями не охватывались: дворяне, чиновники, наличный состав армии и флота.

Кроме того, ревизии не проводились в Польше, Закавказье и Финляндии.

Мораль? Правительство Российской империи само не знало, сколько же людей жило в России в XVIII веке. Современные ученые тоже этого не знают. Оценки колеблются от 33 до 40 миллионов, а для получения точных данных нужно не только изобрести «машину времени» и «полететь» на ней в прошлое, но и организовать в Российской империи вполне современную перепись населения…

Даже численность образованного сословия, дворянства, приходится высчитывать приблизительно.

Из 34—40 миллионов треть жила в Нечерноземье — в историческом центре Великороссии, 10—12 миллионов душ — население присоединенной только что Западной Руси — современных Украины и Белоруссии. Не менее 3 миллионов — население черноземной полосы, вообще–то мало освоенной из–за набегов татар. Эти набеги кончились только в 1780 году, с покорением Крыма, в правление Екатерины русские не успели освоить черноземные лесостепи и степи. Во всей Сибири от Урала до Америки, на территории Тобольского и Иркутского генерал–губернаторств — примерно 1 миллион человек, не больше. Еще меньше на новых землях в Причерноморье, в Крыму: к 1800 году там живет порядка 200 тысяч человек.

Из всего этого населения только 5%, 700 тысяч ревизских душ, живет в городах, коих при «матушке Екатерин не» насчитывается 610. Из менее чем 2 миллионов городского населения не больше 50 тысяч записаны в купечество. Остальные — мещане, такие же нищие и бесправные, как и крестьянство.

Деревень побольше — примерно 100 000, и получается, что в среднем в деревне живет по 300—340 человек. На юге и западе деревни побольше, с населением человек в 500, в 1000, и встречаются почаще. Север и Сибирь совсем малолюдные, глухие, там много деревень с числом жителей в 20, в 30 человек.

62% крестьян — крепостные, собственность помещиков, и получается, что наиболее типичный русский человек конца XVIII века — крепостной мужик; их порядка 57—58% всего населения.

В идеологии петровской и послепетровской эпохи Россия была государством, оторванным от Европы коварными монголами; официально ставилась задача «вернуться в Европу».

В этой идеологии дворянство оказывалось «европеизированным» слоем. Так сказать, теми, кто уже в Европу вернулся. В действительности, конечно, европеизация дворян довольно условна, да и шла она постепенно, весь XVIII век. «Подлинная эмансипация дворянства, развитие его дворянского (в европейском смысле этого слова) корпоративного сознания происходили по мере его «раскрепощения» в 1730—1760 годы XVIII века [59. С. 212]. Действительный смысл Манифеста о вольности дворянской в ином — он «заканчивал почти трехсотлетний период обязательной военной службы землевладельцев и превращал их из служилого в привилегированное сословие» [60. С. 298]. Но идеологически дворяне весь XVIII век осознавались на официальном уровне и все чаще считали самих себя европейцами, судьба которых — руководить диким народом и нести свет в дикий народ, чахнущий вдали от источников европейского просвещения.

Вообще смысл самого понятия «народ» после Петра очень сильно изменился. В буквальном значении «народ» — это все, кто «народился». Русский народ — это все, кто народились от русских матерей и отцов, как от бояр и дворян, так и от корабелов, строящих каспийские бусы, как от купцов гостиной сотни, так и от церковных побирушек. Народ — это целостность, совокупность, по своему значению близкая к французскому «нацьон», или английскому «нэйшен» — нация, или немецкому «фольк».

Теперь же получается так, что часть русских вовсе не составляет народа. Они — дворянство, шляхетство, юридически, своими правами и своим образом жизни крайне резко отделенное от остального народа… они сказали бы просто — отделены от народа, опустив не нужное им слово «остального». В Российской империи есть дворянство, а есть народ, и совершенно не известно, является ли дворянство частью народа.

Очень характерен в этом смысле шумный успех книжки, переведенной в 1717 году с немецкого: «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению». То есть многие из советов, даваемых в книжке, заслуживают только похвалы: совет не есть руками, «не чавкать за столом, аки свинья», «не совать в рот второго куска, не прожевавши первого», не чесать голову, не тыкать пальцами в физиономию собеседника и так далее.

Другие советы — быть приятными собеседниками, смело действовать при дворе, чтобы «не с пустыми руками ото двора отъезжать», учиться ездить верхом и владеть оружием, тоже были полезны тем, кого готовили из дворянских недорослей.

Но здесь же и советы как можно меньше общаться со слугами, обращаться с ними как можно более уничижительно, всячески «смирять и унижать»; был и совет «младым отрокам» не говорить между собой по–русски, чтобы, во–первых, не понимали слуги; а во–вторых, чтобы их можно было сразу отличить от всяких «незнающих болванов».

Не сомневаюсь, что и у немецких, и у русских издателей «Юности честного зерцала» намерения были самые лучшие, но русское дворянство использовало эту книжку своеобразно: чтобы как можно более резко отделить самих себя от других классов общества, от десятков миллионов всяких «незнающих болванов».