Всемирная история. Новый взгляд - читать онлайн книгу. Автор: Клайв Понтинг cтр.№ 192

Эти перемены в основном были завершены в Англии к концу XVI столетия и ощутимо усилились во Франции с 1620-х годов, хотя процесс завершился только в 1660-х годах. Но и в этих условиях уровень контроля правительства внутри государств все еще оставался минимальным. Несмотря на пытки, публичные казни и драконовские законы, многие местности, особенно отдельные районы больших городов и удаленные участки, не ощущали никакого контроля; грабежи на дорогах и улицах были обычным делом.

По мере возрастания военных расходов монархам приходилось искать более эффективные способы давления и сбора налогов, если они хотели добиться успеха и выжить. Напряжения возникали между правителями и дворянским сословием, либо на почве различных внутригосударственных интересов. «Штаты» или «парламенты», созданные в ряде стран Европы в период, предшествовавший 1500 году, теперь замещались влиянием государственных структур и сильными правителями. Эти ассамблеи собирали представителей аристократии и другие сообществ (церкви и городов). Они отстаивали привилегии — свои и местные. В начале своего развития государственные структуры Европы имели очень ограниченную силу принуждения, и монархам приходилось полагаться на согласие общества при взимании необходимых им сумм. Дав свое согласие на сбор налогов, эти группы могли потребовать взамен новых привилегий и исключительных прав. Начиная с XV столетия правители начали обходить эти препятствия, устанавливая особые налоги на определенные цели (обычно военные), затем делая их постоянными и увеличивая суммы тех налогов, которые не требовали одобрения. В этих обстоятельствах созыв штатов и парламентов оказывался ненужным, а независимость и сила монархии тем самым возрастали. Главная сложность для правителя заключалась в том, чтобы уравновесить желание финансировать свои амбициозные планы и возможность ответного восстания подданных против налогового гнета. Единственным исключением из общей тенденции стала Англия, где перераспределение власти произошло внутри привилегированного сословия, и к концу XVII столетия монарх правил при содействии землевладельцев и (все больше) крупных коммерсантов. Они не препятствовали проведению установленной государством политики.

Утверждение о том, что все эти начала европейской государственности были каким-то образом «представительными», является иллюзией. Штаты и парламенты, которым удалось выжить, представляли интересы лишь очень малой доли населения, а именно отдельных групп с их личными интересами, способных обеспечить себе преимущества и привилегии. Даже сохранившиеся «свободные» города управлялись кучкой избранных (обычно из ведущих купеческих семейств). В Генуе контроль над городом находился в руках 700 человек (и их семейств). В Нюрнберге закон ограничивал причастность к власти числом в 43 семейства (в общей сложности не более 200 человек) при населении 20 000 человек в самом городе и еще 20 000 в его окрестностях. Из этих семейств избирались семь старшин, которые и принимали все решения. В 1525 году, когда они решили оказать поддержку Лютеру, весь город был вынужден следовать за ними. В Севилье ограничения были еще жестче — власть принадлежала «консулату» в составе не более пяти зажиточных купцов, которые могли принимать решения в соответствии со своими частными интересами, когда пожелают. В Лондоне в начале XVII столетия около 200 зажиточных торговцев фактически управляли городом. В Нидерландах прослойка, причастная к власти, составляла не более 10 000 человек при населении свыше двух миллионов.

По мере того, как военные расходы государства росли, способы управления пришлось менять. Почти по всей Европе монархические правительства составлялись в основном из лично знакомых королям придворных и родственников. Контроль над деятельностью администрации и работой судебной системы на местах практически отсутствовал. Здесь снова следует указать на Англию как на исключение (в основном из-за ее размеров): уже начиная с середины двенадцатого столетия монарх мог установить контроль центральной администрации благодаря назначению выездных судей и включению местных землевладельцев в систему правосудия в качестве мировых судей. С начала XVI столетия становилось все яснее, что переворот в военном деле требует создания более сложных административных структур и хотя бы примитивной бюрократической системы, чтобы обеспечивать армию всем необходимым и развивать систему налогообложения. В большинстве стран западной Европы в 1530—1540-х годах прошла значительная реорганизация. (Типичным примером является деятельность Томаса Кромвеля в Англии при Генрихе VIII.) Медленно, но неуклонно администрация превращалась в государственный институт — например, во Франции число государственных служащих (штатских) возросло с 12 000 в 1505 году до более чем 80 000 к 1660-м годам. Растраты, подкуп, раздача синекур, коррупция и воровство по-прежнему наличествовали в огромных размерах и еще усугубились за счет продажи откупов и создания монополий, но общая тенденция развития была очевидной.

Европейским правителям тоже приходилось изменяться. Они были вынуждены оставить роль военных предводителей, в мирное время занятых придворными развлечениями (фехтованием и танцами), и стать администраторами, определяющими политику государства. Многим этот переход дался с большим трудом, а многие оказались на него не способны — например, Фридрих Вильгельм I Бранденбургский (1640—1688), так называемый «Великий электор», оказался не способен к обучению и в возрасте девяти лет не умел ни считать до десяти, ни назвать буквы алфавита. Потому приходилось полагаться на какого-нибудь «фаворита» из числа придворных, который мог бы диктовать политику за счет своего личного влияния на короля. В начале XVII столетия во Франции правили сперва кардинал Ришелье (1624—1642), затем его преемник Мазарини (1643—1661). В Испании Оливарес (1622—1642), а в Англии Бэкингем (1618—1628) исполняли аналогичные роли. Даже высокообразованные правители передоверяли полноту власти первым министрам, как Густав-Адольф Шведский Оксенштерну. Все эти деятели могли, пользуясь своим положением, создавать обширные сети собственной власти, пользуясь коррупцией. Только к концу XVII столетия в ряде стран начали складываться первые варианты министерских систем с передачей определенных правительственных функций группам лиц, пользовавшихся доверием монарха.

Правители Европы предпринимали все эти далеко идущие перемены, фундаментальную смену институтов, рискованные изменения в налогообложении, централизацию власти и борьбу с соседними правителями вовсе не для создания «национальных государств». Они руководствовались стремлением увеличить собственное могущество и славу. Все прочее воспринималось как побочный эффект. Завершением процесса стало образование устойчивых государств и, как следствие — консолидация населения в них в виде наций. Границы в Европе все еще оставались нечеткими и долго оставались предметом споров. Они не отграничивали какие-то «исконные» национальные образования. Восточная граница Франции то и дело менялась вплоть до 1918 года, Бельгия стала искусственным образованием XIX столетия, Ирландия то входила в состав Британии, то становилась независимой, а Бавария предпочла присоединиться не к Австрии, а к Германии (образованной в середине XIX столетия) — лишь в 1871 году. Даже у большинства крестьян почти отсутствовало самосознание связи с государством, в котором они жили. Перепись, проведенная в конце 1870-х годов, показала, что большинство крестьян во Франции не считали себя «французами», и правительству пришлось начать обширную кампанию по созданию «французского самоопределения» и преданности государству.