В 1658 году преемник Хмельницкого украинский гетман Ян Выговский в Гадяче подписал договор, коренным образом менявший структуру Речи Посполитой. Возникала федерация трех государств: Польского королевства, Великого княжества Литовского и Русского княжества, соединенных «как равный с равными, как свободный со свободными, благородный с благородными». Русское княжество включало три украинских воеводства. Казацкая старшина получала шляхетство и земельные пожалования, входила в сенат и в депутатскую палату сейма Речи Посполитой. Гадячская уния не могла быть расторгнута без согласия русского (то есть реально — украинского) народа.
Так вот, современными польскими историками Гадячская уния сравнивается по значению с Люблинской унией, давшей начало Речи Посполитой двух народов. Однако слишком поздно пришло понимание того, что русины должны стать равноправными членами федерации, образованной в 1569 году [56, с. 125].
К этому добавлю одно: русинов неплохо было бы считать равноправными членами федерации не только в 1569, но и в 1385 году. Принимая первую унию, не нарушать того равноправия, которое уже существовало в Великом княжестве Литовском.
Быть может, это в слишком большой степени вывод русина, но попробуйте оспаривать: навязывание католицизма было для поляков способом ослабить Литву, рассматривать ее как второсортное государство, а в Речи Посполитой стать основным и привилегированным элементом.
Эта глупейшая политика:
1. Не дала возможности создать Речь Посполитую, включающую королевство Польское, Великое княжество Литовское и Великое княжество Русское как три равных (хотя бы в декларации равных) государственных образования.
2. Невероятно укрепила Московию, в противном случае обреченную на то, чтобы войти в Речь Посполитую или влачить самое убогое прозябание на задворках цивилизации, вроде государств Центральной Азии.
Такая Речь Посполитая была бы способна не только приобщить к европейскому пути развития всех славян (а не одних за счет других), не только остановить, наконец, агрессию мусульман, выйти к Черному морю, но и сделала бы невозможной бесконечную тупую конфронтацию, принесшую столько горя и бед всем ее участникам.
Польша, по существу, сама вырастила могильщиков Речи Посполитой: Пруссию и Российскую империю. Пруссия возникла потому, что поляки пустили на свою землю крестоносцев. Московия — Российская империя сложилась и окрепла, потому что Польша в своем глупом высокомерии не сумела сделать русинов равноправным элементом Речи Посполитой.
Поляки, чью землю делят Пруссия и Российская империя; Польша, вынужденная судорожно отбиваться от большевистской Советской России в 1920 году, истекающая кровью в 1939 — это прекрасный образ того, как потомки расплачиваются за дурь предков.
Нередко я слышу, и не от самых глупых людей, что, мол, никакого выхода в те времена все равно не было.
Поскольку в XVI—XVII веках не было равнодушных к вероисповеданию, говоря попросту, не было атеистов, то и не было никакого выхода из клубка вероисповедных разногласий и распрей. Мол, не могли католики не требовать унии любой ценой — даже ценой распада собственного государства; даже ценой гражданской войны, ценой потери Волыни, Киевщины и Подолии.
Не могли православные пойти на унию, не могли проявить большей терпимости к идефиксу католиков — подчинению папе римскому.
Осмелюсь утверждать: выход был. Даже два выхода, на выбор.
Способ первый: объявить религию частным делом граждан, не имеющим никакого отношения к делам государства.
Даже не надо расставаться с католицизмом, как с государственной конфессией. Достаточно определить и четко оговорить в законах, что следовать любой из версий христианства — частное дело каждого и не влечет за собой никаких последствий и никаких ограничений.
Допустим, до этого в XV—XVI веках общество еще не доросло… Хотя почему бы и нет? Вспомним широчайшую веротерпимость польского католицизма в XVI веке. Не вижу причины не сделать следующий шаг… Но есть и еще один способ.
Способ второй: объединение церквей. В конце концов, католическая (кафолическая на востоке) церковь и православная — лишь две ветви единой апостольской церкви, лишь исторически сложившиеся реалии. При минимальной терпимости друг к другу, тем более при понимании последствий разделения, при понимании, как это опасно для всех, объединение вполне могло бы состояться.
Разумеется, состояться такое объединение могло никак не на уровне Речи Посполитой. Тут дело высших церковных иерархов. И решительно никакое православие моих предков, никакая личная вера в Бога не помешают мне назвать политику этих самых высших иерархов несусветной дуростью, идиотской блажью, глупейшей игрой в «кто главный».
Игрой, совершенно недостойной людей взрослых и к тому же облеченных огромной ответственностью.
А по отношению ко множеству рядовых людей в Польше, Великом княжестве Литовском, княжествах Южной Руси эта идиотская политика обернулась прямым предательством. Потому что пока папа римский, патриархи константинопольский и московский науськивали друг на друга православных и католиков, самым преступным образом провоцировали междуусобные войны, мусульмане продолжали набегать на все славянские земли, грабить их и уводить рабов.
Сколько именно людей прошли с арканом на шее по Перекопскому перешейку, уже никто точно не скажет. Называют разные цифры: от 100 тысяч до миллиона человек.
Именно в эти времена, в XV—XVI веках, складывается поговорка, что турок только с отцом и начальником говорит по-турецки. С муллой он говорит по-арабски, с матерью по-польски, а с бабушкой по-украински.
К этому стоит добавить, что людокрады не брали взрослых мужчин, особенно обученных войне. Не брали стариков и маленьких детей, которые наверняка не выдержали бы пути. И из детей 10—12 лет, которых все же брали, до невольничьих рынков добиралась хорошо, если половина. От 300 тысяч человек до трех миллионов — вот цифра человеческих потерь Польши и Южной Руси от мусульманской работорговли.
Так вот: все страдания этих людей, их раны, муки, гибель лежат на совести высших церковных иерархов — и православия, и католицизма в равной мере. Эти люди не сделали того, что должны были сделать по своему рангу, месту в жизни, доверию людей, занимаемому положению.
И на них — кровь. Много крови.
Первая виртуальность
А ведь могло быть и совсем не так. Сбылся, стал реальностью один из многих вариантов истории.
Мы живем в одном из вариантов мира, который в той же степени вероятен, что и все другие варианты. При других поступках людей, при другом повороте даже одного события могли сложиться совсем другие государства, другие правительства, общественные и государственные системы.
Я не уверен, что Свидригайло был обречен проиграть войну за престол. Что было бы, не ввяжись он в войну с Польшей в 1430? А особенно приди он к власти в 1437 году уже как русский великий князь?