Добравшись до своей комнаты, она села и стала думать об Артуре, и по мере того, как она думала, ее мысли становились все яснее и спокойнее. В самом деле, ей казалось, что ее мертвый возлюбленный где-то рядом, и она как будто даже могла различить пульсации мыслей, которые исходили от него, вторгаясь в ее организм и принося с собой ощущение его присутствия. Это обычное ощущение, которое возникает у многих людей чувствительной организации, когда они грезят или думают о ком-то, с кем находятся в глубокой духовной связи и к кому испытывают сильную симпатию — несомненно, подобное явление следует отнести к некой разновидности оккультного общения с духами. Однако Анжела никогда прежде не переживала подобных чувств по отношению к Артуру — и теперь с восторгом отдалась новому ощущению, пронзавшему все ее естество.
Сколько времени она так просидела? Она не могла сказать точно, но вскоре странная связь — чем бы она ни была вызвана — прекратилась так внезапно, как будто некое связующее звено было разорвано. Токи, управляемые ее волей, больше не желали подчиняться ей; они не могли найти своей цели или, испуганные каким-то неблагоприятным влиянием, в смятении отступали. Несколько раз она пыталась возобновить это тонкое общение, которое казалось таким осязаемым и реальным и в то же время так отличалось от всего остального в земном мире — но безуспешно. Затем она встала, чувствуя себя очень усталой, ибо те, кто подобным образом черпает жизненную энергию, расплачиваются за это истощением духовным и телесным.
Анжела взяла Библию и прочитала свою обычную вечернюю главу, а затем разделась и помолилась с необыкновенной искренностью, чтобы Всемогущий в своей мудрости поскорее доставил ее туда, где находился ее возлюбленный. Помолившись, она встала, набросила белый пеньюар и, усевшись перед зеркалом, распустила волосы. Затем она принялась расчесывать их, вспоминая, как Артур восхищался их цветом и оттенками. С тех пор она стала гораздо внимательнее относиться к своим волосам и теперь грустно улыбалась про себя своей глупости.
Размышляя так, она снова впала в задумчивость и сидела так тихо, что большая серая крыса бесшумно вылезла из своей норы в углу комнаты и, войдя в круг света вокруг туалетного столика, села на задние лапы, чтобы посмотреть, одна ли она здесь. Внезапно она стремительно развернулась и в явной тревоге поспешила обратно в свою нору — и в ту же секунду Анжеле показалось, что она слышит звук, отличающийся от тех, к которым она привыкла в старом доме: звук, похожий на скрип сапог. Потом все стихло — но теперь девушка чувствовала неизъяснимый страх, наползающий на нее и леденящий кровь в ее жилах. Она начала чего-то ожидать, сама не зная чего, и была зачарована этим ожиданием. Она хотела встать, чтобы запереть дверь, но все силы, казалось, покинули ее; она была парализована близким присутствием зла. Затем наступила напряженная тишина, усугубленная полным одиночеством Анжелы…
Это был ужасный момент.
Она сидела спиной к дверному проему, так как туалетный столик находился прямо напротив двери, которая была приподнята на четыре фута над уровнем лестничной площадки, и к которой вело столько же ступенек.
Взгляд Анжелы был прикован к зеркалу перед ней, потому что ей казалось, что она видит в отражении какое-то движение. В следующую секунду она совершенно уверилась, что дверь открывается, очень медленно; петли поворачивались целую вечность. Что же могло таиться во тьме? Наконец, дверь открылась, и в зеркале Анжела увидела голову и плечи Джорджа Каресфута. Сначала она думала, что ее обманывает разум, что это призрак. Нет, ошибки не было. Но как же респиратор, глухой кашель и слабость — где они?!
С ужасом в сердце девушка повернулась к двери. Видя, что за ним наблюдают, Джордж вошел в комнату нетвердой походкой, наполовину пьяной, наполовину игривой, но походка эта разительно отличалась от страстей, написанных на его лице. Он заговорил — голос его звучал хрипло и глухо, а слова были невнятны.
— Вы, наверное, не ожидали меня… Интересно, как это я сюда попал?.. Ба! Джейкс впустил меня; он уважает супружеские права, старина Джейкс… Ты выглядела такой хорошенькой, что я не мог удержаться и решил побеспокоить тебя. Довольно романтическая встреча, не правда ли?
— Вы же умираете! Как вы сюда попали?
— Умираю?! Моя дорогая женушка, ни капельки! Я умираю не больше, чем ты. Я был болен, это правда, но только потому, что вы так меня расстроили. Смерть была всего лишь маленькой уловкой, чтобы получить ваше согласие. В любви и на войне все средства хороши, да и вы сами, разумеется, никогда по-настоящему не верили в это распрекрасное соглашение. Это была всего лишь девичья застенчивость, а?
Анжела стояла неподвижно, как камень, с выражением ужаса на лице.
— О, вы даже не знаете, чего мне это стоило. Цена вашего отца была сто пятьдесят тысяч, во всяком случае, на этом мы сговорились… вот ведь старая акула! Не каждый мужчина готов пойти на такое ради девицы, правда? Это говорит о моем великодушии, не так ли?
Она по-прежнему не произнесла ни звука.
— Анжела, — хрипло сказал Джордж, сменив тон и став серьезным, — не смотри на меня так, потому что… даже если ты немного расстроена моей шуткой, просто подумай… все это потому, что я так сильно любил тебя, Анжела. Я ничего не мог с собой поделать, просто не мог. Не каждый человек прошел бы через все то, через что я прошел ради тебя; не шутка — притворяться чахоточным в течение трех месяцев, скажу я тебе; но мы еще посмеемся над этим вместе. Почему ты не отвечаешь мне и изображаешь мраморную Андромеду, стоящую в моем кабинете?
Сравнение вышло удачным: взгляд статуи девушки, ожидающей своей ужасной участи, выражал тот же безнадежный и бесконечный ужас, который был сейчас написан на лице Анжелы. Однако и самому Джорджу это сравнение напомнило о леди Беллами и зловещем инциденте, в котором фигурировала эта статуя, и он решил действовать, чтобы избавиться от неприятных воспоминаний.
— Иди же ко мне! — сказал он. — Ты ведь простишь меня, правда? Все это было сделано только из любви к тебе, — и он двинулся к ней.
Когда он подошел, Анжела, казалось, собралась с силами; страх покинул ее, на смену ему пришло безграничное и яростное негодование.
Гребень все еще был у нее в руке, и, когда Джордж приблизился, она швырнула гребень ему прямо в лицо. Это была легкая вещица, Джордж всего лишь пошатнулся от неожиданности — но это дало Анжеле время проскользнуть мимо него и добраться до все еще открытой двери. Босая, она помчалась, как ветер, по коридорам и вниз по лестнице. Выругавшись, он последовал за ней.
На бегу девушка сообразила, что не сможет босиком бежать по гравию, и в отчаянии кинулась к нише большого окна, освещавшего лестничную площадку первого этажа, прямо напротив которого висел портрет Дьявола Каресфута. Окно оказалось не заперто, и Анжела одним движением руки распахнула его и вспрыгнула на подоконник, тяжело дыша. Свет луны заливал ее с головы до ног. В следующее мгновение Джордж догнал ее, разъяренный своей оплошностью, и лицо его было искажено похотью.
— Остановитесь, — закричала она, — и послушайте меня! Я прыгну отсюда, прежде чем позволю вам прикоснуться ко мне хоть пальцем! Я скорее отдам себя в руки Провидения, чем в ваши, чудовище и лжец!