Юнкер - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Пылаев cтр.№ 50

— Правда, что в двадцать пятом году Куракин чуть не дошел прямо до Стамбула?

— Нет… Конечно же, нет. Все-таки официально война так и не была объявлена. — Мама и Папа поморщился и полез рукой под плащ-палатку — кажется, за папиросами. — Османы нарушили границу, стянули войска. Куракин встретил чуть ли не целую армию, имея меньше четырех тысяч человек и два десятка единиц полковой артиллерии. И не только удержал позицию, но и перешел в наступление. А когда получил подкрепление — занял плацдарм у побережья. Сотни километров, которые тогда еще считались спорными.

— А потом? — тихо спросил Богдан.

— Потом из столицы пришел приказ отступать. — Мама и Папа пожал плечами. — И Куракин его проигнорировал. Из-за ошибок османских генералов в его руки попала не только удобная позиция, но и несколько батарей со снарядами… Английские пушки — тогда чуть ли не лучшие в мире.

— Я бы тоже не отступил! — Богдан сердито стукнул прикладом о землю. — Тогда ведь можно было выиграть войну… Сколько там вообще оставалось до Стамбула? Километров сто?

— Чуть больше трехсот. — Мама и Папа улыбнулся одними уголками губ. — Но Россия войну так и не объявила. Куракина арестовали и освободили от командования… конечно же.

— Его судили? — спросил Чингачгук.

— Нет. Суда не было. Солдаты настолько любили своего командира, что в штабе испугались бунта. — Мама и Папа нахмурился — похоже, сообразил, что сболтнул лишнего — но все-таки продолжил: — Куракина разжаловали в капитаны и сослали на север. Там он все-таки дослужился до генерала, но блестящая военная карьера для него закончилась… как вы понимаете.

— А мог бы стать фельдмаршалом… Все равно зря воевали, — проворчал кто-то за спиной. — Тогда все османам вернули — мне дед рассказывал.

— Вернули? — Богдан выпучил глаза. — Да как так то? Правда, ваше высокоблагородие?

— Правда. — Мама и Папа покачал головой. — И после этого в войсках очень долго говорили, что дипломаты из министерства — прошу меня извинить — просрали победу, которую добыли русские штыки.

Да уж. Вот тебе и заговорщик Куракин. Судя по рассказу ротного — личность калибра деда и Багратиона, если не круче. Настоящий командир, герой — и такая незавидная судьба. Неудивительно, что он затаил злобу на целых сорок с лишним лет.

Только при чем здесь моя семья?!

На этот вопрос ротный мне бы уж точно не ответил. И я даже не был уверен, что стоит задавать другой… но все-таки задал.

— Ваше высокоблагородие… Валерий Павлович. — Я чуть понизил голос и закончил почти шепотом. — А вот вы — как бы вы поступили на месте Куракина?

— Я? — Мама и Папа огляделся по сторонам, будто где-то неподалеку мог быть кто-то кроме целого взвода измученных и продрогших юнкеров. — Честно — а хрен его знает, ребята.

— Господа офицеры и благородные подпоручики… попрошу минутку вашего внимания.

Подольский — дядька Богдана — говорил чуть менее разборчиво, чем обычно. И выбирался из-за стола не так уж ловко. По моим расчетам он должен был свалиться где часа полтора назад — но так и не свалился. Для человека, который влил в себя астрономическое количество спиртного, господин благородный подпоручик держался на удивление бодро. Видимо, сказывался богатейший опыт подобных мероприятий.

А вот некоторые его товарищи за соседними столиками уже давно клевали носами, а один и вовсе плюхнулся на диван в углу и захрапел так, что слышно было даже сквозь музыку.

— Сегодня наступил особенный день, — продолжил Подольский. — День, который ознаменовал окончание бытия бестолковых сугубцев, лишь по недоразумению считавшихся военными на службе ее императорского величества.

Это мы. Рота первокурсников. Сто юнкеров… точнее, уже восемьдесят четыре. Одиннадцать человек вылетели за неуспеваемость, и еще пятеро сбежали сами, не выдержав муштры и цука, который к присяге стал совсем уж лютым. Настолько, что даже Иван пару раз озадачил меня чем-то несложным, но совершенно бессмысленным — видимо, чтобы совсем уж не нарушать местных традиций.

— Но также сегодняшний день ознаменовал рождение целой роты отчетливых юнкеров. — Подольский чуть качнулся — но тут же снова поймал равновесие. — Достойных будущих офицеров…

— И одного краснокожего индейца, — встрял Богдан.

— Имейте совесть, молодой! — Подольский строго погрозил пальцем. — Не перебивайте, когда говорит благородный подпоручик.

Иван едва слышно усмехнулся в прокуренные усы, но ничего не сказал. В отличие от остальных, мой дядька пил водку, а не шампанское или вино. Видимо, привык еще со времен полка. Или не хотел размениваться на легкие напитки. А может, просто экономил — в отличие от меня, ему все-таки приходилось жить на крохотное казенное жалование.

Иван принял уже прилично — но был ни в одном глазу. Он то ли считал себя обязанным приглядывать на всей компанией, то ли просто слишком хорошо знал о последствиях… подобных гулянок. Еще до выхода он ворчал, что скорее остался бы остался в дортуаре поспать, чем вот это все. Но традиции следовало блюсти, и увольнительная после присяги подразумевала знатную попойку, в которой участвовали все три курса.

Кроме Чингачгука. “Красный” юнкер благополучно лишился права на отлучку в город. Строго в соответствии с уставом, который он сам выбрал в первый же свой день в училище. Впрочем, особого расстройства это у него не вызвало. Чингачгук помахал нам на прощание и устроился в курилке с книгой.

А все остальные вырвались на свободу и уже часа через две рассосались по кабакам в округе. Кто-то добрался даже до центра города. Подольский еще с прошлого года заприметил заведение, в котором мы и уселись отмечать величайший — разумеется, после выпуска из училища — юнкерский праздник. Не “Кристалл”, конечно, но тоже неплохо расположенное, уютное и слишком дорогое — а что еще нужно будущему пехотному офицеру?

— Сегодняшний день ознаменовал рождение роты отчетливых юнкеров и одного краснокожего индейца, именуемого Чингачгуком, да хранят его предки духов… то есть, духи предков, — поправился Подольский. — И я безмерно рад, что теперь могу называть вас не сугубцами, а товарищами. Так выпьем же за наш союз… Ура!

— Ура! — отозвался Богдан, едва не расплескав шампанское из бокала. — До дна!

— Ура!

Я залпом осушил очередной стакан “кока-колы” — пятый или шестой по счету. Однокашники то и дело пытались втихаря подлить мне чего покрепче, но я держался. И не только потому, что семнадцать мне исполнится только в январе — не стоило забывать и о машине. Честно украденная из мастерской Настасьина красавица ждала у входа на улице, и я не собирался садиться за руль под градусом.

В конце концов, кто-то же должен довезти всю эту ораву до училища… Хотя бы к утру.

Впрочем, напиваться и не хотелось. То ли то ли от общего благостного настроя, то ли от ядреного выхлопа господ юнкеров — я и так ощущал себя если не пьяным, то уж точно изрядно навеселе.