Глава 20
— Пошли, пошли, пошли-и-и!
Мой голос прокатился над мокрой травой, эхом поднялся по склону — наверх, к укреплению — и затерялся где-то между деревьями вдалеке. Слышно, наверное, было даже в деревеньке за лесом.
И это безо всякой магии! Конечно, до грозного рыка Мамы и Папы мне еще далеко… и все же. Похоже, я понемногу вырабатывал тот самый “командный голос”, который так нужен будущему пехотному офицеру.
Отзываясь на мой вопль, взвод пришел в движение. Три с небольшим десятка фигурок в полевой “зеленке” поднялись с земли, пробежали где-то с полсотни шагов — и снова залегли. Уже без приказа — кое-что командиры отделений прекрасно умели делать и без меня. Все четверо… точнее, уже трое.
“Убитые” шагали вниз — уже неторопливо, подняв над головами на вытянутых руках винтовки. Четыре, пять… За этот бросок на укрепление я потерял еще шестерых. Вверенный мне взвод поредел в полтора раза, перепачкался в грязище буквально по уши — так, что даже я уже почти перестал отличать собственных бойцов от кочек или здоровенных камней, щедро разбросанных по полигону. Господа юнкера стремительно сливались с местностью.
Но продолжали упрямо ползти вверх, огрызаясь редким огнем из винтовок.
— Перезаряжай! — рявкнул я, сам бросаясь вперед.
Под Ходом я проскочил двадцать шагов за считанные мгновения — и тут же плюхнулся на живот… Уютная куча земли надежно защищала меня от условного огня противника, и теперь я хотя бы мог относительно спокойно рассмотреть свое усталое и замызганное воинство.
И по всему выходило так себе: я потерял пятнадцать человек, из них одного командира отделения. Сейчас бойцы почти не стреляли — перезаряжались, набивая грязные “трехлинейки” остатками холощеных патронов. Зато сверху по ним лупили исправно. Немногочисленным защитникам условной крепости было не так просто выцеливать залегших в траве — но боеприпасов они не жалели.
— Семецкий! — громыхнул Мама и Папа, перекрикивая звон выстрелов. — Волков!
Ротный неторопливо прогуливался туда-сюда по склону. Под мелко моросящим дождем его фигура в плащ-палатке с капюшоном чем-то напоминала смерть — только без косы. Так же, как и она, Мама и Папа царил над полем боя. Потусторонний, неуязвимый для условного огня с обеих сторон, почти невидимый и всемогущий.
И только он здесь решал, кому жить — а кому умереть.
Юрка с третьего отделения и Чингачгук укрылись хорошо — но все-таки недостаточно хорошо, и Мама и Папа посчитал, что их час пробил. Еще две грязные зеленые фигурки поднялись из травы, подняли винтовки и уже не торопясь двинули вниз.
— Да твою ж… — вздохнул я.
До “крепости” оставалось еще метров семьдесят-сто, вряд ли больше. Плевая дистанция для Одаренного под усиленной версией Хода. И весьма ощутимая — для условного солдата, не наделенного магией. Однокашники изображали рядовых: послушно поднимались по моей команде под выстрелы, бежали вперед… и умирали.
Условно — но от этого было не легче. Злоба, которую я ощущал каждый раз, когда Мама и Папа “выщелкивал” очередного бойца, оказалась вполне настоящей. И понемногу начинала сносить крышу.
— Первое, второе отделение — огонь! — заорал я. — Остальные — вперед, пошли!
И снова загремели винтовки. Половина уцелевших “солдат” принялись лупить в сторону противника, а вторая поднялась в атаку. Напрямую, в лоб — времени обходить с фланга уже не осталось… А может и не было с самого начала: мы с рассвета носились по склону взад-вперед, сменяя друг друга, но крохотное укрепление, больше похожее на груду кое-как уложенных булыжников, чем на полноценную огневую точку, так ни разу и не пало. Или Мама и Папа для чего-то поставил нам заведомо невыполнимую задачу, или…
— Вперед! — Я поудобнее перехватил винтовку. — Третье, четвертое отделение — занять позиции!
Мы подобрались почти вплотную — но идти на приступ оказалось уже почти некому. Огонь на подавление был откровенно жиденьким, так что Мама и Папа засчитывал обороняющимся чуть ли не каждый выстрел.
— Семенов! — крикнул он, отправляя на тот свет очередного бойца. — Вронский! Павлов! Бецкий!
Условная пуля сразила Богдана в десятке шагов от “крепости”. Но вместо того, чтобы спокойно уходить вниз с поднятыми руками, он решил доиграть роль до конца. Выронил винтовку, сделал еще несколько шагов, загребая траву сапогами — и только потом грузно свалился, застонал и принялся скрести по условно простреленной груди пятерней.
— Свет… Я вижу свет, — прохрипел Богдан. — Господин подпоручик, я умираю?
— Прекрати! — Я нырнул за камень в паре шагов. — И без тебя тошно.
— Отомстите за меня… господин… подпоручик… — Богдан вытянул ко мне дрожащую руку. — И передайте моим детям…
В любой другой день я бы от души посмеялся — но после нескольких часов беготни и ползания по шею в грязище сил на шутки уже не осталось. Скорее наоборот — я вдруг почувствовал острое желание то ли пристрелить Богдана по-настоящему, то ли самоубиться об “крепость”, поднявшись во весь рост под выстрелы, то ли…
Эх, была не была! Помирать — так с музыкой.
— Весь огонь на правый фланг! — заорал я так, что у самого едва не заложило уши. — Взвод — в штыки!
Такого, наверное, не ожидал никто. Когда взвод — все, что от него осталось — поднялся и ломанулся к “крепости” в все три десятка штыков, даже Мама и Папа на несколько мгновений застыл — и только потом принялся выкрикивать фамилию за фамилией. Но нас было уже не остановить.
Выждав несколько секунд, я тоже поднялся в атаку и побежал вперед, чуть забирая вправо. С этой стороны почти не стреляли — защитники отбивали центр, выкашивая мое воинство под корень. За какие-то полминуты я потерял чуть ли не всех.
Но прорвался. Сам не заметил, как винтовки обороняющихся загрохотали не прямо в лицо, а где-то внизу.
— Четвертое отделение — гранаты! — скомандовал я. — Остальные — за мной!
Меня наверняка услышали. Из-под камней “крепости” послышалась ругань — и сразу же за ней торопливые шаги. Внутри сообразили, что праздновать победу еще рано, хоть от моего взвода и осталось от силы человек пятнадцать.
Но в их числе — я. Офицер, наделенный магическим Даром и готовый пустить его в ход. На расстоянии, на котором непобедимая “трехлинейка” превращается в почти бесполезную игрушку.
Когда из люка под ногами показался штык, я не стал стрелять или бить магией. Просто перехватил чужую винтовку за цевье и дернул. Однокашник сопротивлялся, но с Ходом силы явно были неравны. Я отобрал оружие, спрыгнул вниз, плечом снес еще одного защитника “крепости”, пинком свалил третьего — и зажег на обеих ладонях магические искорки, затапливая непокорную твердыню условным пламенем. Выстрелов уже не было слышно — только с тихим стуком сыпались в бойницы учебные гранаты.
Надо же. Кого-то из четвертого отделения даже не убили.