Гении сыска. Этюд в биографических тонах - читать онлайн книгу. Автор: Даниэль Клугер cтр.№ 21

Тут-то, в Лилльской тюрьме с ним и случился казус, определивший его дальнейшую судьбу. Вплоть до этого момента карьера Видока, хотя и имела криминальную окраску, но, по тем мутным временам, столь невинную, что его никак не причислишь к профессиональным преступникам. Скорее, уж можно было посчитать его авантюристом, какие в эпоху великих потрясений всегда рождаются во множестве. Даже взлом отцовской кассы считался внутрисемейным делом и наказанию строгому не подлежал. Да и простил его отец; всё же остальное вполне списывалось на молодой темперамент и чрезмерную любвеобильность, на чувство независимости и нетерпимость к попыткам помыкать собою.

В Лилльской же тюрьме Видок — если верить полицейским архивам, — впервые оказался замешанным в серьёзное преступление — подделку государственных документов. Вот как это случилось.

В тюрьме молодой буян (он ведь попал сюда за драку) познакомился с тремя уже осуждёнными преступниками — крестьянином Себастьяном Буателем и двумя бывшими фельдфебелями Франсуа Груаром и Сезаром Гербо. Буатель был приговорён к шести годам тюрьмы за кражу мешка картошки.

К бывшим военным Видок испытывал доверие. И однажды они обратились к нему с безобидной просьбой. «Несчастный многодетный Буатель, — сказали они, — арестован по ошибке. Хорошо бы помочь бедняге, чтоб он вышел выйти поскорее, а то ведь детишки просто пойдут по миру от голода и холода». Видок разделял их участие, хотя и не понимал, как же он может помочь. «А очень просто, — пояснил Груар. — Главное — составить правильное прошение. И мы с Сезаром знаем, как это сделать. Вот только, понимаешь ли, товарищ, тут, в общей комнате, очень шумно, трудно сосредоточиться. Дело-то важное, не дай бог ошибиться!

Так ты уж, будь добр, позволь нам воспользоваться твоей конурой». Почему бы и нет? Видок все дни проводил в помещении для гостей, поскольку посетителей у него было много, носили они ему всякие яства из соседнего кабака и вина вдосталь (охрана на это смотрела сквозь пальцы). Отчего ж не предоставить отдельную конуру, в которой он обитал, для благого дела? И Видок согласился помочь таким пустяком двум благородным товарищем.

Спустя какое-то время, Гербо и Груар громогласно объявили о том, что прошение они написали и даже передали, куда следует. Ещё через день Буатель продемонстрировал всем своим товарищам по несчастью приказ полицейского начальника о своём освобождении. Начальник тюрьмы, ознакомившись с приказом, отпустил невинно осуждённого многодетного отца на все четыре стороны.

Тем бы все и закончилось, если б, на беду всех заинтересованных лиц, в тюрьму нагрянул с проверкой полицейский комиссар. Причём именно тот, чья подпись фигурировала в приказе об освобождении. Сверившись с записями, он недоумённо спросил, где, мол, заключённый Себастьян Буатель? На что получил ответ: так вы же сами, господин комиссар, изволили его отпустить! Ознакомившись с приказом об освобождении, комиссар возмущённо объявил:

— Подделка! — и, обращаясь к начальнику тюрьмы, в сердцах добавил: — Нужно быть полным идиотом, чтобы такую грубую фальшивку принять за документ, да ещё и скреплённый моей подписью!

За освобождённым Буателем немедленно была отправлена погоня. Уже через несколько часов счастливого отца семейства схватили. Не запираясь, он тут же и признался, что приказ об освобождении ему вручили Гербо и Груар. Те же, в свою очередь, объявили, что они-то люди тёмные и маленькие, а главным фальсификатором был хитроумный Эжен Франсуа Видок. Да вот же, все видели — он же у себя в каморке и писал подложный приказ!

На самом деле Гербо и Груар как раз специализировались на подлогах и сидели за подлог. Услышав, что Буатель сулит сто франков тому, кто поможет ему выйти на свободу, они, недолго думая, сляпали фальшивку. Теперь же, естественно, постарались превратить в главного преступника нашего беспечного героя, заручившись, к тому же, показаниями ещё одного типа, Эжена Стофле, показавшего, что Гербо, Груар и Видок постоянно уединялись в комнате Видока и подолгу что-то обсуждали втроём.

Напрасно Видок пытался оправдаться, напрасно он утверждал, что ничего не знал ни о планах Буателя со товарищи, ни о подложном приказе. Ему это не помогло — слово одного против показаний четверых (Буатель, в конце концов, подтвердил показания трёх остальных). Далее — суд и суровый приговор: восемь лет в кандалах. На языке тогдашнего судопроизводства это означало: восемь лет каторги.

Действительно ли Видок был так невиновен, как написал в мемуарах? Я позволю себе усомниться в его наивности и невиновности. Так же, как и двум пройдохам-фельдфебелям, ему не впервой было иметь дело с фальшивыми документами. Он ведь и сам ими пользовался, и, возможно, помогал их изготавливать.

Вспомним фальшивый паспорт, купленный им у какого-то пограничного офицера за 15 луидоров. Вспомним фальшивый офицерский патент «Бродячей армии» и там же полученные документы, удостоверявшие его дворянство. Так что, возможно, бывшие фельдфебели и не лгали. Но покажите преступника, который признается в собственных деяниях, тем более публично! Чтобы закончить с этой историей, скажем: Сезар Гербо, один из фальсификаторов, подставивших Видока (по его утверждению) спустя три года был приговорён к смертной казни за ограбление и жестокое убийство. Видок оказался свидетелем того, как Гербо везли на эшафот.

Нашему герою сокамерники-подельники приговорённого рассказали, что Гербо часто каялся в том давнем деле, и Видок, по его словам, простил экс-фельдфебеля.

Но до конца жизни он считал именно Сезара Гербо тем человеком, который поломал ему жизнь, человеком, превратившим его в настоящего преступника.

Так или иначе, после приговора жизнь Видока претерпевает серьёзные изменения. Теперь за ним числятся уже не просто мелкие грешки. Он — опасный преступник, каторжник. А ему всего-навсего двадцать лет, и на дворе — 4-й год Республики (1795 год)…

Видок ухитрился бежать в первый раз ещё до вынесения приговора, во время следствия, но вскоре был схвачен и на этот раз препровождён на каторгу в форт Маон. В те неторопливые (несмотря на революцию) времена дорога была долгой, так что к Маону Видок прибыл лишь в 1797 году. За два года, прошедшие с момента вынесения приговора и до прибытия на каторгу, он ухитрился стать легендой уголовного мира северной Франции, пройдя через три (!) пересыльные тюрьмы, совершив полдесятка побегов и приняв участие в десятке (по меньшей мере) серьёзных преступлений, от контрабанды до соучастия в грабежах. Так же, как с первым делом, он впоследствии отрицал всё, кроме связей с контрабандистами.

Он утверждал, что судьба, в самом деле, сводила его с различными преступниками, но лишь в стенах тюрем, где он становился внимательным слушателем кровавых историй. Так, однажды он познакомился и даже подружился с членами кошмарной шайки «поджаривателей», считавшихся изуверами даже в те далеко не мягкие времена. «Поджариватели» врывались в дома обывателей по ночам. Название своё они получили от милой привычки пытать огнём тех несчастных, которые пытались утаить от разбойников своё имущество. Знакомства с самыми одиозными фигурами преступного мира придавали ему, по его словам, вес в уголовной среде, но не превращали его самого в соучастника жестоких убийств и разбоев.