Они стояли именно там, где он помнил. Четыре веселеньких голубеньких мусорных контейнера. С надписью «Мусор-плюс».
Вот и будет им… плюс!
Васисуалий, не успев ничего вякнуть, отправился в крайний контейнер. Вверх ногами.
– Еще раз появишься – в канализацию спущу, – проинформировал дракон. И не заботясь более о родственничке, направился к воротам фирмы.
Охрана смотрела с явным уважением. Сотрудники выглядывали из окон. Торжественный марш заметили многие.
Шарль подумал, что по «Леотрансу» пошла гулять очередная легенда.
Ну и пусть.
Косте бы понравилось…
* * *
Леонид смотрел на мертвенно-бледное Алино лицо. Сейчас у него была возможность сидеть рядом с любимой женщиной и хотя бы просто держать ее за руку.
Аля была холодна и неподвижна, как камень. И о том, что она жива, говорил лишь писк приборов и едва уловимое дыхание.
Выживет ли она?
Обостренным чутьем оборотня, Леонид ощущал в ней изменения, ощущал звериное начало, кровь оборотня, свою кровь… но выдержит ли она? Оборотничество не слишком безопасно. Из десяти при первой трансформации умирают двое. А она еще ранена и ослаблена.
Но что ему еще оставалось?
Так она умерла бы почти сразу.
С его кровью – она жила уже второй день. Плохо ли, хорошо ли, но жила!
Дышала, что-то слышала, что-то ощущала… Господи, только бы она выжила…
Леонид в жизни не был суеверным, но ради Али он готов был даже собственноручно построить церковь! Или снести. Лишь бы жила.
Лишь бы была…
Пусть не с ним, пусть даже с кем-то другим, я не стану ее удерживать, но пусть – живет! Пусть дышит, пусть смотрит на солнце, наслаждается пением птиц и запахами леса воспитывает дочь…
Дочь…
Леонид поморщился.
Юлю так и не нашли. Медведиц допрашивали. Рокин пока был без сознания. Федор что-то ввел ему ночью и сказал, чтобы человека никто не смел будить. Иначе он, когда проснется, сильно поубавит количество оборотней.
И ему поверили. Когда дело касалось медицины – Федор становился страшен.
А ведь еще Костя.
Хорошо хоть про Славку можно умолчать…
Вот ведь мразь!
Сначала удрал из дома. Ладно, пусть у него были на то причины… Леонид мог понять парня. Узнать, что твоя мать и твой дед любовники – да такое кого хочешь подкосит. Это Юля могла злиться на брата и называть его предателем. Ну так ей и двадцати толком нет! Ладно, двадцать есть, но до взрослого и умного человека ей еще расти и расти.
Каждый может уйти из дома после такой новости. И даже прихватить денег на дорожку. Тут Леонид мог понять Славку.
Но вот десять лет не вспоминать о родных? Не звонить, не писать, никак не проявляться? И явиться, только когда под хвостом загорелось?!
Вот этого Леонид не одобрял.
Вляпался? Вот сам и расхлебывай! А не тащи беду к родным.
Нет, они тебя примут, помогут, но это недостойно мужчины. Леонид всегда решал свои проблемы сам. И когда понял, что стал оборотнем, уехал от семьи, чтобы их не подставлять. И новую семью не завел.
И не заведет, если Аля не согласится…
А она любит Костю.
Сможет ли он… нет, не вытеснить старую любовь, но занять в ее сердце свое место? Он не претендует на многое. Но… так хочется быть рядом с любимой…
Или не быть.
Только живи, родная. Только живи…
Леонид коснулся губами бледной холодной руки.
Я люблю тебя. И если ты умрешь, я тоже умру. Лучше уж так, чем еще сто лет без тебя…
Пожалуйста, выживи…
* * *
Тошнота чуть отступила.
Но загадила я все, до чего дотянулась. А вот не надо, не надо было меня приковывать… Вот узнаю, кому обязана таким гостеприимством – расплачусь с процентами!
Скрипнула дверь.
И вошла девушка.
Невысокая, симпатичная, волосы убраны под какой-то глухой платок, платье до пят полностью закрыто и расцветкой напоминает мышь…
– Ты кто? – каркнула я.
Девушка промолчала.
– Глухонемая? Жизнетупая? – попыталась выяснить я.
Не выяснила. В глазах девчонки блеснула искра, но вместо ответа она развернулась и вышла. Чтобы вернуться через пару минут с ведром и тряпкой. И начать убирать мою блевотину.
– Не противно? – ехидно спросила я.
– Нет, – отрезала девчонка.
– И кто ты такая?
– Мне запрещено с тобой разговаривать.
– А сейчас ты что делаешь?
– Убираю за тобой.
– Точно, тупая. Ну хоть имя свое скажи. Не разговаривая.
– Пос… Ксения.
– Пос?.. – ухватилась я за оговорки. – Это фамилия?
– Это не твое дело.
– Значит, не фамилия.
Голова болела, но соображать я уже могла.
– А что тогда? Эта клетка для канарейки, твое платье, пос… послушница?! Да!? Я что – в монастыре!?
Ксения шарахнулась от меня в сторону. Я схватила ведро, оставленное в зоне моей досягаемости – и швырнула в стенку.
– Отвечай немедленно, дрянь! Куда меня затащили!? Какого черта!? Что тут происходит!?
Видимо, орать не стоило. Или ведром швыряться? Сказалось перенапряжение.
Перед глазами замелькали противные зелененькие точки, в ушах тонко зазвенело – и я опять провалилась в черноту.
* * *
Маленькая комната. И все те же равнодушные экраны мониторов.
– А в логике ей не откажешь.
– Никто и не говорил что она – глупа. Стервозна, сварлива, омерзительна, но не глупа.
– И не так уж омерзительна. Хотя скандальна – да.
– А Ксюшу надо заменить. Девочка не справляется.
– Не надо. Пусть остается. Она уже успела проболтаться… если что – послужит наглядным примером.
– Ты уверен? Мне ее жалко.
– Не стоит. Она всего лишь одна из многих. И если с ее помощью мы сможем сломать Леоверенскую – тем лучше.
– Думаешь, мы сможем? – на миг в голосе проскальзывает неуверенность. – Она… странная…
– Ну, что ты, тётя… это такая же малолетняя шалава и трупья подстилка. Не вижу в ней ничего нового… поломается недельку – и с рук у тебя есть будет.
– Надеюсь, что ты прав. Но она странно себя ведет… – в голосе женщины все равно не твердой уверенности. – Посмотрим…