– Даша не просто подруга.
– А это мы сейчас увидим.
Но медведица даже и не подумала бояться.
– Смотри. Я открыта перед тобой. Смотри!
И я вгляделась в ее ауру.
О, черт! Других слов я подобрать не могла. Ее аура по-прежнему была чистых тонов. Так же горел серебряный рисунок. Но если приглядеться…
Золотые тона любви мешались с бурыми пятнами обреченности и тоски. Сияющий голубой был рваным, как старый носок. И я уж молчу про изумрудную прозрачную чистоту здоровья. Кое-где были и алые пятна. Но – мало, очень мало – и те ближе к розовому…
А еще – серебристый рисунок оборотня был слегка искажен и деформирован. И – маленькое живое пятнышко на уровне живота.
– Ты – беременна!?
– Да.
– И кто счастливый отец?
Валентин молча повертел пальцем у виска. Я показала ему язык. Опсихели эти оборотни! Ленька влюбился, этот туда же… да что ж такое! От вас будет когда-нибудь жизнь на планете Земля!?
– Юля, мы сами не планировали…
Я смотрела на Дашу – и понимала, она мне сейчас не лжет. Аура была полностью прозрачна и чиста.
– Хорошо. Но говори ты. Валентин пусть молчит. Ему я верю. Тебе – нет.
Даша кивнула. И принялась рассказывать. Я смотрела. Слушала меньше. Больше изучала ее ауру. Но ни разу, ни на секунду она не дрогнула. Не замутилась. Не потеряла своей насыщенности.
Так – не обманывают. Так исповедуются. Недаром вокруг нее вспыхивали белые зарницы искренности.
А исповедь была проста.
Если отбросить все красивые слова и виньетки из извинений, то Даша была шпионкой. Ей просто дали задание соблазнить Валентина. Уложить его в постель и качать информацию. Почему бы и нет? Он же лопух! И все сожрет, что ни скорми! Вроде бы.
Не учли милые медведицы только одного.
Любви.
Валентин ведь не просто спал с медведицей. Он ее полюбил. А искренняя любовь не может остаться безответной.
Сначала Даша радовалась его чувству – оно облегчало работу.
Потом ее стали раздражать и злить безусловное доверие и любовь. Она понимала, что это – редкость, но не могла ответить взаимностью. А как часто мы злимся на себя и срываемся на других… Это и происходило. Но стоило ей взбеситься, стоило разозлиться – и взгляд натыкался на влюбленные глаза Валентина. И ругаться становилось невозможно.
Разве можно ударить доверчиво трущегося об твои ноги котенка?
Кто-то может. Но не Даша. Нет.
И наконец, она поняла и для себя, что полюбила. Да, бывает и так. А может, она поняла, что любит Валентина в тот момент, когда пришла в гинекологию избавляться от крохотного кусочка жизни внутри себя – и не смогла. Не сумела. Рука не поднялась. У нее был шанс родить ребенка от любимого человека – и этот шанс могла дать я. И Даша решила броситься мне в ноги.
Я перевела взгляд на Валентина – и тот пожал плечами.
– Я догадывался, что все не так чисто. Не может такая невероятная женщина так увлечься самым обычным рохлей вроде меня. Я и прима-то слабый…
– Прекрати! – вспыхнула тонами возмущения Даша. – Ты – замечательный! Ты – самый лучший! Если бы таких людей, как ты, было больше, нам жилось бы намного лучше!!!
– Ну, у тебя есть шанс воспитать таким своего ребенка – вздохнула я.
– Ребенка? – Даша посмотрела мне прямо в глаза. Я не отвела взгляда.
– Ты любишь Валентина. Мечислав поговорит с вожаком твоей стаи. Женитесь. Через три месяца я помогу с ребенком. А может быть, мы с Питером закончим разработку амулетов. Тогда я буду просто заряжать их. И живите. Хотя… откровенность за откровенность… Зачем ты за нами шпионила?
Даша опустила глаза.
– Мария Ивановна приказала. Я… я не знаю точно, но мне кажется, ей кто-то приказывает.
– Не знаешь точно?
– У меня есть возможность узнать. Если хочешь…
– Когда узнаешь, – жестко сказала я, – я поговорю с Мечиславом. Это будет твоей оплатой. Я могу помочь просто так. Я добрая. Он – не станет наживать себе проблемы из-за вашего большого и трепетного чувства. Ясно?
Валентин кивнул. Даша тоже.
А я с грустью подумала, что мы с Мечиславом составим неплохую пару из злого и доброго полисмена. Или рыжего и белого клоуна.
Но кто же копает под нас? И кому надо за нами шпионить? Я еще раз пообещала Даше свою поддержку на условиях откровенности – и отправилась домой. Надо было все это хорошо обдумать.
* * *
А вечером меня ждали. Сначала – мама. Потом – Мечислав.
Поэтому ровно в семь вечера я звонила в родную дверь.
Мама открыла мне – и тут же чмокнула в нос.
– Пошли на кухню, мелкая? Я тут решила сделать пирог с персиками…
– Класс! – взвизгнула я. Пироги с персиками я нежно обожала. А мама специально консервировала банок сорок персиков на зиму, чтобы печь их до следующего лета.
– А дед далеко?
– Костя приедет позже. Задержится на работе.
Я кивнула.
– Мам, ты хотела, чтобы я все объяснила…
– Можно не все. Костя мне многое рассказал. Я просто не понимаю, почему такая реакция на все церковное…
– А дед не сказал?
– Нет. А должен был?
– Да, вполне. Мам, там, где я лежала и восстанавливалась, в больнице, попы проводили что-то вроде лекции? Семинара?
– Проповеди?
– Да, наверное. И там я познакомилась с этим типом. Он начал убеждать меня, что надо замаливать грехи, надо теперь каяться и просить прощения, надо идти служить богу…
Мама впечатала кулак в тесто.
– Какого черта!?
– Вот и я решила это узнать… короче, меня просто хотели в монастырь.
– Зачем?!
– Мам, я у вас – единственная наследница. А если я в монастыре, то деньги мне там не нужны. Но они вполне нужны монастырю.
– Юля, но…
– Да, мам. Так это и выглядит. Еще со времен средневековья…
– Но не в двадцать же первом веке…
– А есть разница? Человек надломлен и несчастен. И его вполне можно согнуть в нужную сторону. Что они и пытались сделать.
Мама так сверкнула глазами, что я посочувствовала отцу Павлу. Попадись он ей сейчас – убила бы. Точно.
– Козлы.
– Именно. И с чего мне их любить? И желание теть Томы пооткровенничать с этим паразитом меня тоже не слишком порадовало.
– Знать бы раньше…
– Знать бы, где падать, солому бы всю раскупили.