Костя может любить ее. Это так. Но он никогда не предаст ни жену, ни сына. И она не предаст своих детей.
И что ей остается?
Молчать?
Да. Только так. Молчать – и ждать. И жить рядом с другим мужчиной, принимать его поцелуи, ловить его взгляды, улыбаться в ответ на его улыбки – и всегда, всегда помнить, что ты – чужая жена. А любовь… а что – любовь? Живут же люди и вовсе без нее! И даже не знают, что теряют.
И их счастье, что не знают. А Аля знала. И это знание грызло ее не хуже дикого зверя.
Время шло. Дети росли. Она молчала.
Она никогда и никому не признавалась. Но когда Женя умер… она плакала, да! Горевала! Тосковала! Но где-то глубоко внутри, в самом дальнем уголке души пело одно и то же: «Свободна! Свободна!! СВОБОДНА!!!»
Потом умерла и свекровь. Костя стал свободен. И Аля ждала его домой, совсем как жена. А он улыбался, благодарил за заботу, целовал ее в щечку при встрече – и ни словом, ни делом, ничем не показал, что любит ее не только как невестку. И Аля сорвалась первой.
Сорвалась, выплеснула все, что у нее на душе – и стала счастливой. И вот уже десять лет, даже больше, была безумно, безудержно счастлива. Несмотря ни на что. Пусть сбежал сын. Пусть осудила сестра. Пусть шипят за спиной завистники…
Какая разница!?
Она любит и любима! И будь оно все проклято, она не позволит отнять у себя и крупицы долгожданного счастья! Сколько им осталось с Костей!? Он уже далеко не мальчик. Год? Три?! Пять!?
Даже если остался всего один день – это все равно будет её! И никому она не отдаст ни крупицы счастья! И глупо изводить себя из-за сестры. Тома просто не знает что такое любовь. Настоящая. Искренняя. Благодаря которой женщина светится как солнышко.
И не узнает.
А она, Аля, она счастлива. Даже сейчас, сидя за столом на кухне и ожидая мужа… куда же поехал Костя?
Аля знала – это как-то связано с Юлей.
Она вовсе не была слепа. И знала – с ее девочкой что-то не в порядке. Но что!?
Она даже знала, когда это началось. Зимой. Почти полтора года назад. Они с Костей уехали тогда на курорт, а вернувшись – нашли своего ребенка в больнице, с сильным воспалением легких.
Как она туда попала? Что произошло!? Почему у нее появились кошмары, во время которых девочка буквально криком заходилась, а потом просыпалась с такими глазами, словно в них навек поселилась безжизненная пустыня?!
Аля до сих пор не знала ответа. И очень боялась за своего ребенка.
А эти ее шрамы? Откуда!? И на руках, и под ключицей… да что с ней такого произошло!?
Если бы не Костин запрет, Аля бы постаралась все вытянуть из дочери. Муж настрого запретил расспрашивать. И наблюдая за ребенком, Аля поняла – он прав. Если бы она вынудила дочку рассказывать, она бы навсегда потеряла ее. С Юлей что-то произошло.
Но это что-то было настолько ужасным, что девочка даже говорить об этом не могла.
Костя сказал, что ее вылечат покой и одиночество – и не ошибся. Прошло несколько месяцев – и Юля начала улыбаться, смеяться, шутить, стала похожа на себя прежнюю… и в то же время…
Что-то в ее дочери проскальзывало теперь такое… как в Косте.
Холодное. Жестокое. Безразличное. Как в глазах пантеры. Не тронь. Не пощадит.
И зримое отображение этого принципа Аля видела сейчас.
Она плохая мать? Возможно! И те, кто опекает ребенка, потакая ему во всем и убирая у него из-под ног каждый камушек, осудят ее. Несомненно. Но Аля всегда была сторонницей самостоятельности. Твои проблемы – тебе и решать. Сама нажила, сама и разбираться будешь. И не надо говорить об опеке, о том, что за детьми надо следить…
Ты не сможешь проследить за ними всю жизнь. Рано или поздно придется дать им напутственный пинок в жизнь. И что тогда?
Они просто не смогут жить самостоятельно. Вы не сажаете в открытый грунт драгоценную орхидею. Нет. Но почему-то, вырастив ребенка, подобно той орхидее, вы не замечаете, что жить-то ему под открытым небом. А когда он или она ломаются, появляется такое детское удивление – почему!?
Да потому, что детей надо не только любить, а еще учить и воспитывать. Пока они маленькие, и их проблемы еще маленькие, их можно проконтролировать. Но со стороны. Так, чтобы ребенок не знал о вашей помощи. И был свято уверен, что проблему решил он сам. Тогда, если возникнет следующая проблема (а она обязательно возникнет, ведь жизнь – это ведь не только танцы на лужайке, но еще и корни под ногами), он будет уверен, что надо попробовать самому. И решить, и разобраться. И справится. А потом это войдет в привычку. Ребенок привыкнет, что вы рядом, что вы его любите, но никто не станет постоянно водить его за руку и вытирать сопли. И привыкнет к самостоятельности.
Юля и привыкла. И решала свои проблемы сама. Обратная сторона медали – Аля и рада была бы помочь своей девочке, но не могла. Не знала в чем. Хотела добиться правды, но муж запретил. Да и какое-то внутреннее чутье подсказывало: «Не тронь. Хуже будет».
Она – плохая мать? Аля не могла найти ответа на этот вопрос.
Она и не подозревала, насколько далеко ушла ее девочка. В этом отношении Томка оказалась даже полезна. Как индикаторная бумажка, она показала все самое худшее в Юле. И Аля поняла – ее ребенок уже знает, что такое – смерть. И бывает жестоким.
Она не испугалась этого. Что бы там ни было – это ее девочка, и Аля все равно ее любит. Но с Костей надо было поговорить.
Что происходит? И почему это происходит? И этот Алекс… он странный. Но в чем его странность? Сегодня Аля решительно была настроена добиться от Кости ответа.
Глухо щелкнул замок. И Аля выбежала навстречу мужу.
– Костенька! Наконец-то!
Костя обнял ее и притянул к себе. Несколько минут они просто стояли, обнявшись – и Аля наслаждалась его близостью. Костя здесь. Он рядом с ней. И ему можно уткнуться носом в плечо и как когда-то давно, поведать о всех своих проблемах. И знать, что это плечо не согнется, даже если на него навалится гора. Если бы и ее дочь нашла себе такого же мужчину…
– Что случилось, родная? Тебе же спать надо…
– Я тебя ждала. И поговорить хотела.
Костя задумался. А потом махнул рукой.
– Ладно. Сейчас я переоденусь и приду в спальню. И поговорим, хорошо?
Аля кивнула.
– Кушать хочешь? Разогреть что-нибудь?
– Разве что стакан молока.
Аля скользнула обратно на кухню. Молоко в доме было всегда. И не порошковое, а настоящее, деревенское…
Когда она пришла в спальню, Костя уже лежал под одеялом. Поблагодарил за молоко и кивнул на соседнюю подушку. Но Аля не торопилась.
– Костя, давай сначала поговорим.