Бануин повернулся на бок и увидел, что темноволосый юноша до сих пор сидит около него.
— Они увели его, — проговорил Бануин.
— Увели, — подтвердил Маро.
— За что? — спросил Бануин, закрывая глаза.
Город во власти страха, так что не имеет смысла спрашивать, за что задержали невиновного. Культ Древа исповедует не более тысячи человек, но за три года на костре, виселице и плахе казнено более четырех тысяч. Более влиятельным и богатым разрешается принять яд.
Бануин не ответил, он чувствовал, как пелена спала с его глаз. Он так хотел стать гражданином Города, а теперь получалось, что он просто не желал видеть правду. Он не желал говорить об этом ужасе, не желал даже думать о нем и создал для себя образ прекрасного Города — центра науки и культуры.
— Мне хочется домой, — сказал Бануин, пытаясь сесть.
— Где ты живешь?
— У меня комнаты около Белой площади, — проговорил Бануин, поднимаясь.
— Я провожу тебя, — сказал Маро и взял его под руку.
Они вышли в коридор, прошли по опустевшему университету и оказались на широкой улице. Сгущались сумерки, и свежий воздух благотворно подействовал на Бануина — он смог идти без помощи Маро. Через несколько минут они оказались на Белой площади. Последние лучи заходящего солнца переливались в струях фонтанов, и в обеденных залах появились вечерние посетители. Слуги зажгли цветные фонарики и развесили на веревках между домами. Отовсюду доносился веселый смех.
Бануин присел на бортик одного из фонтанов, а Маро устроился рядом.
— Зачем императору… убийства? — спросил Бануин.
— Сначала это было ему только на руку, потому что первые арестованные являлись сторонниками республики, его врагами. Но сейчас я не уверен, что это ему на пользу. Как раз наоборот. Власть Наладемуса крепнет с каждым днем.
— Тогда почему Джасарей его не остановит?
Он просто не может. Основная часть армии Пантер участвует в войне на востоке, и в Городе больше Рыцарей Камня, чем солдат Джасарея. Если он выступит против Наладемуса, то наверняка проиграет. Джасарего за шестьдесят, у него нет ни жены, ни наследника, думаю, его свергнут до конца года.
— Тогда императором станет Наладемус?
— Так мне кажется. Но мой отец считает, что Джасарей хитер как лис. И так просто он него не избавиться.
— А твой отец знает, что ты последователь культа?
Я не исповедую культ, хотя слушал их учителей и наставников. Мне очень по душе их философия любви и гармонии, но я не до конца ее приемлю. У меня нет ни малейшего желания лобзать своих врагов и превращать их в друзей. Предпочитаю разбираться с ними при помощи меча, но когда слушаешь Госпожу-в-Маске, то поневоле начинаешь ей верить.
Мимо проехала свободная, запряженная пони двуколка. Бануин окликнул кучера и спросил, не подвезет ли он его, и тот остановился.
— Куда вам? — спросил он.
— В Малиновый храм.
— Садитесь, молодой человек, — ответил кучер.
— Да ты с ума сошел! — прошипел Маро, хватая Бануина за локоть.
— Нужно заступиться за Сенкру, — объяснил Бануин. Маро покачал головой:
— Отец говорил, что риганты храбры до безумия, и я теперь вижу, что он прав.
— Я вовсе не храбр, Маро. Всю жизнь я был трусом, но я должен заступиться за Сенкру.
— Ты, наверное, очень любишь старика.
— Не так чтобы люблю, но мне он нравится.
— Тогда зачем ты едешь? — недоуменно спросил Маро.
— Потому что так нужно, — ответил Бануин, — если они потащат его на костер, а я не вступлюсь, буду казнить себя всю жизнь. Понимаешь?
— Тебе не спасти его, дружище.
— Я спасаю не столько его, сколько себя, — сказал Бануин и уселся на заднее сиденье двуколки.
Кучер щелкнул хлыстом, и повозка покатила по улице.
Бануин откинулся на подушки и стал смотреть на медленно проплывающий мимо Город.
Улицы полны людей, спешащих на ужин перед походом в театр, карет, экипажей, в которых разъезжала в основном богато одетая знать. На центральных улицах горели высокие железные фонари, а в переулках слуги вывешивали фонарики на веревках.
В ночи Город походил на сияющий драгоценный камень, но молодой ригант разочаровался в его красоте.
— К какому вам входу? — спросил кучер.
— Не знаю, а что, вход не один?
— Главный вход расположен со стороны аллеи Львов, но сейчас он уже закрыт. Еще можно войти со стороны административного центра, музея и казарм Рыцарей.
— Сегодня арестовали моего друга.
Кучер помрачнел, и Бануин почувствовал, что он испугался.
— Значит, вам нужно здание тюрьмы.
Повозка покатила дальше к центру, огибая слева Триумфальную арку и Сад Памяти. В этом районе меньше и людей, и горящих фонарей.
У Бануина снова заболела голова, его слегка замутило. Юноша обдумывал, не вызвать ли видение. Он не использовал свой дар с того трагического дня в Ассии, когда увидел Рыцарей Камня, отплывающих за Аппиусом и дочерью, и узнал, что они сделают. Лицо Бануина покрылось потом, в животе образовался комок. Тот, кто не обладает даром, никогда не поймет паники, охватившей его тогда. Видеть живыми людей, которых только что видел мертвыми! Сидеть с ними за столом, смотреть, как они улыбаются и смеются, и знать, что завтра они будут корчиться в смертельной агонии. Обладать такой властью и не иметь возможности что-то изменить. Бануин поддался желанию все бросить и бежать, он хотел спасти себя и Друга.
Но Бэйн был ригант, и даже неотвратимость смерти не удержала его от попытки спасти Аппиуса и Лию.
— Вот этот вход, — объявил кучер, останавливая пони не далеко от ворот.
Бануин расплатился и вышел, а кучер тут же развернул повозку и уехал.
Бануин подошел к зданию. Как и все крупные заведения Города, оно было облицовано белым мрамором и украшено статуями. Тяжелые решетчатые ворота из бронзы были открыты, и их охраняли два рыцаря, вооруженные копьями с железными наконечниками. Белые плащи означали, что это элитная часть, личная охрана Наладемуса.
Молодой ригант приблизился к одному из стражников:
— Могу я видеть кого-нибудь из руководства?
— Желаешь сообщить имена предателей? — спросил стражник.
— Нет, сэр, сегодня арестовали моего учителя, и я хочу за него заступиться.
— Если его арестовали, значит, он предатель, — отрезал стражник. — Хочешь вступиться за предателя?
— Он не предатель, сэр, его арестовали по ошибке.