– Конечно, можем. После стольких лет мы наконец-то можем.
Но теперь все по-другому. Я уже не та.
– Что-то не так, – признаюсь я.
Он откидывается назад и плюхается на покрывало, отскакивая от меня.
– Я не хочу, чтобы все было так. Если ты вообще хочешь этого, – продолжаю я, обводя рукой пространство между нами, – мне нужно, чтобы это было по-настоящему. Навсегда. А не потому, что ты расстроен или тебе грустно. Я хочу большего.
– Ты не хочешь жить здесь и сейчас? – Теперь он не смотрит на меня. Его взгляд прикован к маленьким лодочкам, чьи белые паруса трепещут на ветру.
Я делаю глубокий вдох. Если я скажу, чего действительно хочу, мне уже никогда не взять свои слова обратно. Но я решаюсь.
– Мне хочется, чтобы мы были вместе, когда я приеду в Браун. Я не хочу все испортить сейчас.
Адам поворачивается ко мне и проводит указательным пальцем по моей щеке.
– Ты не испортишь, – мягко произносит он.
– Адам! – Голос Синди Миллер разносится по всему дому. – Ты не мог бы подойти на секунду? У меня завис лэптоп.
Адам закатывает глаза, но улыбается так широко, что я вижу его ямочку.
– Сейчас вернусь. – Кровать стонет ему вдогонку, и я смаргиваю слезы. Мне хватило минуты, чтобы все разрушить. Мой телефон вибрирует у бедра.
«Прочитала???? – пишет Рейчел. – Я пока не вижу ничего полезного. Хотя она упоминает Адама».
Мое сердце учащенно бьется, и ладони тут же потеют.
Я снова открываю свою почту и вижу, что вложение наконец-то загружено. Я щелкаю, чтобы открыть, и меня встречают десятки страниц, исписанные петлеобразным почерком Шайлы. Я пробегаю их глазами, надеясь найти какую-то подсказку. Ловлю обрывки фраз, узнавая цветистую, восторженную манеру письма Шайлы, эти словесные выплески безудержных эмоций. Но письмо, датированное серединой марта, заставляет меня остановиться. В нем выделяется одно слово. Вернее, имя. Оно написано жирными буквами, как будто Шайла машинально обводила каждую по два, а то и по три раза. Когда я вижу его, мое сердце обрывается. Я возвращаюсь к началу страницы и читаю письмо полностью.
КАРАААА!
Даже не могу выразить, как я радуюсь лету в эти дни. Я просто хочу снова оказаться в Хэмпсе с тобой и Грэмом. Я тоскууууую по тем золотым денькам, когда мы тусили у Грэма, сидели на бортике бассейна, свесив ноги в воду, и перемазывали друг друга мороженым.
Адам говорит, что тоже выберется на несколько недель. Тогда все действительно будет, как в прошлом году, – мы снова все вместе. Я обещаю, что мы больше не бросим вас, ребята. Ты же знаешь, мы просто прогоняли диалоги из пьесы, над которой он работает. Он говорит, что я – единственная здесь, на Золотом берегу, кто может по достоинству оценить его творчество.
Кстати, я утверждена на главную роль в «Богеме», успех!!!! Помнишь, как мы смотрели этот мюзикл еще в средней школе и потом месяцами распевали арию со свечой? А теперь я собираюсь исполнить это на настоящей сцене перед живыми людьми.
Адам помогал мне репетировать после школы, и не могу тебе передать, насколько это круто. Серьезно, здесь больше нет никого, кто настолько понимал бы этот мир. Слава богу, он есть у меня. Ладно, мне пора. Репетиция начинается. Скоро поговорим, любовь моя.
У меня кружится голова, и я едва могу дышать. Шайла и Адам тусовались летом перед девятым классом? И, похоже, проводили вместе много времени. Во всяком случае, достаточно, чтобы Кара обижалась на то, что ее бросали. Я знала, что они сдружились во время репетиций «Богемы», но почему оба скрывали это? Шайла притворялась, будто видела его раз или два с Рейчел. Чтобы одного – никогда. И уж никто не мог заподозрить, что у них… тайная связь.
– Извини. Мама – полнейший лох, когда дело касается электроники. – Адам возвращается в комнату и осторожно закрывает за собой дверь. – Все в порядке?
Я убираю телефон в карман и подсовываю руки под бедра, чтобы унять дрожь.
– Ага. – Я стараюсь сохранять невозмутимое выражение лица.
– Ты уверена?
Я киваю. Мне нужно немного времени, чтобы взять себя в руки. Хотя бы миг.
– Просто жарко стало. Можно мне стакан воды?
Адам улыбается своей милой кривой улыбкой и исчезает за дверью.
Я шумно выдыхаю и откидываюсь на подушки. Образы Шайлы и Адама не выходят из головы. Почему они скрывали это от меня?
Я сворачиваюсь калачиком на боку, задевая коленкой прикроватную тумбочку, и она приоткрывается. Я протягиваю руку, чтобы захлопнуть дверцу, но она не двигается. Как будто что-то мешает ей встать на место. Я лезу в ящик и шарю там рукой, проверяя, в чем дело. Мои пальцы нащупывают что-то мягкое и бархатистое. Но, когда я обхватываю незнакомый предмет и пытаюсь его вытащить, ничего не получается. Странно. Я привстаю, чтобы посмотреть поближе, и, когда заглядываю внутрь, весь воздух вылетает из моих легких. Там, в тумбочке Адама, лежит изящная квадратная коробочка для ювелирных украшений. Голова идет кругом, но я убеждаю себя, что это не может быть то, о чем я думаю; это просто невозможно.
Дрожащими пальцами я тянусь к коробочке и осторожно вытаскиваю ее. Почти невесомая, она полностью помещается на моей ладони. Мне просто нужно проверить, чтобы знать, не сошла ли я с ума. Я аккуратно приоткрываю крышку.
Вспышка яркого света. Послеполуденное солнце отражается от того, что лежит внутри, ослепляя меня всего на миг.
Я моргаю и снова смотрю. Сердце обрывается. На бархатной подложке мерцают бриллианты пусет. Крупные, круглые, в крошечных платиновых лапках, удерживающих камни на месте. Они выглядят точной копией сережек Кары.
Ее слова звенят у меня в ушах.
«Она сказала, что никогда не сможет их носить, люди будут задавать слишком много вопросов. Шай вернула их ему, и он прямо взбесился».
Мое сердце стучит так громко, что я боюсь, как бы Адам не услышал из коридора.
Это серьги Шайлы.
– Надеюсь, из-под крана подойдет, – кричит Адам из-за двери. – Сельтерская только на кухне.
Я захлопываю коробку и аккуратно кладу ее в ящик, возвращая его на место. И тут же перепрыгиваю на другую половину кровати. Адреналин бушует в крови, и я знаю, что мне нужно бежать. Забыть все, что я видела только что.
Я пытаюсь заговорить, но в горле першит.
– Ага! – Это все, что мне удается выдавить из себя. Звучит, как кошачий вой.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спрашивает он, появляясь в дверях. Он наклоняет голову набок. В нем ни следа от того растрепанного, расстроенного парня, что лежал недавно на этой кровати. Вместо него передо мной настоящий Адам, мой Адам. Но я больше ни в чем не уверена.